Осеннее

Настоящая осень начинается не с листопада и тёплой обуви. Не с дождя и грибов. Не с рябины и мечущихся по серому небу галдящих птичьих стай. Настоящая осень начинается с изменения звуковой перспективы. С зимы, весны и лета в топологии моего квартала ничего не изменилось. Но я в последние дни перестал слышать заходящие на посадку самолёты и стал слышать, как сигналят электрички на московской линии. До линии от моего дома по прямой метров четыреста, но она загорожена четырьмя рядами домов, шумной улицей и лесопосадкой. Поэтому её обычно не слышно. Но каждую осень вдруг начинают прорываться звуки. В эту — электрички. И я каждый раз вздрагиваю, услышав сигнал. Три десятка лет назад на даче у бабушки в Поваровке. Лето, поздний вечер, только что стемнело, я лежу на неудобной кровати на веранде дачного домика. Собственно весь домик состоит из веранды, так причудливо он сконструирован: этакая веранда из четырёх комнаток-клетушек, накрытая сверху чердаком и крышей от нормального дома. Сквозь остеклённый переплёт видны ветви яблони, с которых падают капли от прошедшего недавно дождя. Где-то лает собака. По деревне за оврагом едет трактор, по звуку я определяю ЮМЗ-6, скорее всего это экскаватор возвращается с халтуры, кому ещё ехать так поздно. В соседней комнате ворочается бабушка, у неё тоже неудобная кровать, на дачах всегда неудобные кровати, на дачи люди ездят не для того, чтобы отдыхать телом, а для того, чтобы отдых души сочетать с изнурением плоти днём на грядках, а ночью на неудобных лежанках. Я лежу и мечтаю о том, как стану взрослым, буду учиться в институте, писать романы и любить красивую девушку. И вдруг откуда-то из темноты — протяжный и тревожный, словно крик птицы, потерявшей птенцов — сигнал электрички, отъезжающей от станции Поварово. Натужный вой двигателей, стук колёс, скрип пружин подвески. Так явственно, будто до железной дороги не километр, обильно застроенный домами посёлка и разными железнодорожными подсобными предприятиями, а она проходит прямо здесь, по нашему участку, и электричка поднимается на нашу крутую гору вопреки всем законам физики, и кажется, я вижу на листьях яблони отсветы от её желтых окон. Она объезжает яблоню, грядку с физалисом, пересекает дорожку, ведущую к сараю с лопатами и туалету, и скрывается в кустах крыжовника между теплицей и кухонькой. Я спохватываюсь и вскакиваю, чтобы увидеть хотя бы её хвостовую кабину и запомнить номер, но как всегда опаздываю и вижу только как шевелятся физалис и крыжовник, да яблоня прощально машет веткой. Стук колёс снова раздаётся, только уже сзади, но я не побегу в другую комнату, чтобы застичь призрак, я знаю, что Поварово — железнодорожный узел, здесь проходит кольцевая дорога, поэтому колёса могут стучать с любой стороны. Я возвращаюсь в свою постель, а электричка едет дальше. И вот прошло тридцать лет, и меня догнали те же самые звуки. Уже давно нет этих старых электричек Рижского вагонзавода, они все порезаны на металлолом, а которые уцелели, те, потеряв часть вагонов, прячутся от гибели на далёких захолустных провинциальных линиях. Но новые электрички (впрочем, злые языки утверждают, что большинство их — капитально отремонтированные и перенумерованные старые), кричат так же протяжно и тревожно, тот же тембр, тот же голос. Будто оттуда, из-под яблони в Поваровке. Я выглядываю во двор. На сером асфальте стоят автомобили, по серому небу низко бесшумно летит самолёт. Хвост электрички опять ускользнул от меня, опять я в дураках. Всё как тридцать лет назад, только мечтать уже поздно: что могло сбыться, уже частью сбылось, а частью стало понятно, что не сбудется никогда. Просто вот: связь времён — есть. И есть где-то листопад, грибы, рябина и мечущиеся галдящие птичьи стаи. Всё это, бывшее когда-то основным фоном (а может быть и содержанием) моей жизни, и сейчас проглядывает на какую-нибудь секунду, мелькает, вплетается в современный узор жизни. И вот эта электричка, иголочкой по неумелым кривым крестикам на её канве. Сегодняшнее повторение почти забытого узора. Завтра, Бог даст, будет новый.