![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
(no subject)
May. 21st, 2015 18:34Прочёл «Стоунера». Увы, закричать восторженно «Стоунер это я!» не получилось. Но это ничуть не умаляет достоинств книги. А может быть и увеличивает их, ибо самому Стоунеру может быть и не понравилось бы такое заявление с моей стороны.
Книги можно классифицировать по-разному. Хорошие и плохие, интересные и неинтересные, можно сложнее, например, жанрово, по автору, по времени написания или времени действия, в конце концов: можно ли читать эту книгу в общественном транспорте по пути на работу, или лучше лечь с ней на диван. Друг![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
esdra говорит о книгах, как о составляющих «культурного кода». Поскольку мой культурный код начинается с «Винни Пуха» (да и практически им же заканчивается), я не рискую рассуждать в таких категориях, но у меня есть другая категория: книги, которые я хотел бы написать. Так вот «Стоунер» относится именно к таким книгам. Я хотел бы написать «Стоунера».
Почему? Потому что я согласен практически со всем, что сказано в передаче Игоря Попова «Книга как поступок». И имею добавить ещё нечто. Хотя это, конечно, взгляд дилетанта. Так вот, Стоунер высказывает одну интересную идею о грамматике: её роль в литературе недооценена, на самом деле она относится не только к оформлению текста, но в какой-то степени определяет его смысл. Может быть я что-то путаю, но когда я это прочёл (точную цитату привести не могу), мне сразу же вспомнился «Дар» Набокова. Это ведь абсолютно грамматическое произведение, в котором ход сюжета определяется исключительно подбором точно подходящих по значению слов: каждое следующее за каждым предыдущим. Набоков был в этом большим специалистом. У него даже есть своё воплощение Стоунера — роман «Пнин». И ещё мне показалось, что «Стоунер» — это вот такая попытка написать современный роман в грамматических традициях среднеанглийского языка. В общем, я понимаю, что говорю о вещах совершенно мне неизвестных (я и о среднеанглийском-то узнал из самого романа), но вот так мне показалось. Уильямс пользуется весьма бедным писательским инструментарием, достаточно сравнить, как он описывает внешность героев. Он очень лаконичен, но при этом внимателен к мелочам, он отстранён, но со своей стороны показывает читателю мелочи, которые можно узнать только изнутри. В конце концов, он не стремится к ясности и правдоподобию, он будто бы просто регистрирует факты, предоставляя читателю делать выводы самому. Или не делать выводов. И даже там, где он высказывает авторскую точку зрения, её воспринимаешь именно как внутреннюю позицию писателя, никому не навязываемую, а продемонстрированную только ради того, чтобы читатель лучше смог воспринять текст. Почему я подумал о среднеанглийской грамматике — потому что недавно перечитал «Робинзона Крузо». И подивился тому, как смог Дефо (посредством Робинзона) размышлять о вере и Библии без морализаторства и фальши. Там тоже присутствовал этот эффект разделения автора, героя и читателя. Может быть читатели и восклицают это «Стоунер это я!» именно потому что однажды просто начинают осознавать этот эффект. С этой точки зрения эксперимент Уильямса с грамматикой удался. Хотя возможно, мне это всё только кажется, ибо я не филолог. Но я об этом размышлял ещё раньше, задолго до того, как прочёл «Стоунера».
Почему «Стоунер» оказался так востребован сейчас (и именно сейчас)? В эти же дни я посмотрел фильм «Одержимость» («Whiplash»). Что особенного в этом фильме, что его смотрят и о нём говорят? Герои несимпатичны, тема весьма специфична (классический джаз), методики спорны. Композиция тоже не на высоте: приличное количество времени отдано художественному долбежу по барабанам, которое, конечно, очень качественно, но это время забирает время у действия. Да и действия там фактически нет, может быть этот стук как раз и нужен, чтобы заполнить экранное время. Тем не менее смотрится на одном дыхании. Может быть дело тоже в грамматике? Фильм о пианисте или трубаче был бы другим, на него понадобилось бы куда больше времени, барабанщик прост по определению. Но главное — та же самая отстранённость. Зрителю не предлагается сочувствие героям, он просто получает некий набор фактов, вывод из которых опять же нужно делать самостоятельно. И концовка-то даже не многоточие напоминает, а точку с запятой. Именно этим фильм необычен. И именно этим великолепен. И как в «Стоунере»: внимание к мелочам, при общей лаконичности.
Я не думаю, что это какие-то открытия в кинодраматургии и литературе, я думаю это всё существовало и раньше. Чехов же существовал сто лет назад. Востребовано оно сейчас оказалось скорее всего из-за того, что мы устали от навязывания нам искусством неких точек зрения и ценностей. Устали от того, что искусство нас либо развлекает, либо куда-то ведёт, но обязательно раздражает. Соскучились по искусству, которое может просто существовать рядом с нами, предоставляя возможность просто узнавать или не узнавать себя в чём-то или ком-то. Искусство, которое служит людям, как это ни пафосно звучит.
Почему я хотел бы написать эту книгу? А вот именно поэтому: очень хочу добиться того же самого эффекта отстранённости, предоставить читателю разбираться самому во всём, и чтобы его держало в напряжении именно это самое душевное усилие по разбирательству. Думать над книгой полезно, особенно полезно тогда, когда автор оставляет читателя наедине с героями, не принуждая к выводам. Это на самом деле труд неблагодарный, потому что можно остаться непризнанным: люди всё-таки больше ждут от художников неких готовых ответов, откровений, а тут царствие придётся брать усилием. Чехову, я скажу, очень повезло, он родился вовремя, революции все будут позже. Уильямсу не повезло, он родился раньше, чем стал востребован. Но книга дождалась своего успеха. И надеюсь, что не будет забыта навечно. Ну а я её, естественно, не напишу:)
Книги можно классифицировать по-разному. Хорошие и плохие, интересные и неинтересные, можно сложнее, например, жанрово, по автору, по времени написания или времени действия, в конце концов: можно ли читать эту книгу в общественном транспорте по пути на работу, или лучше лечь с ней на диван. Друг
esdra говорит о книгах, как о составляющих «культурного кода». Поскольку мой культурный код начинается с «Винни Пуха» (да и практически им же заканчивается), я не рискую рассуждать в таких категориях, но у меня есть другая категория: книги, которые я хотел бы написать. Так вот «Стоунер» относится именно к таким книгам. Я хотел бы написать «Стоунера».Почему? Потому что я согласен практически со всем, что сказано в передаче Игоря Попова «Книга как поступок». И имею добавить ещё нечто. Хотя это, конечно, взгляд дилетанта. Так вот, Стоунер высказывает одну интересную идею о грамматике: её роль в литературе недооценена, на самом деле она относится не только к оформлению текста, но в какой-то степени определяет его смысл. Может быть я что-то путаю, но когда я это прочёл (точную цитату привести не могу), мне сразу же вспомнился «Дар» Набокова. Это ведь абсолютно грамматическое произведение, в котором ход сюжета определяется исключительно подбором точно подходящих по значению слов: каждое следующее за каждым предыдущим. Набоков был в этом большим специалистом. У него даже есть своё воплощение Стоунера — роман «Пнин». И ещё мне показалось, что «Стоунер» — это вот такая попытка написать современный роман в грамматических традициях среднеанглийского языка. В общем, я понимаю, что говорю о вещах совершенно мне неизвестных (я и о среднеанглийском-то узнал из самого романа), но вот так мне показалось. Уильямс пользуется весьма бедным писательским инструментарием, достаточно сравнить, как он описывает внешность героев. Он очень лаконичен, но при этом внимателен к мелочам, он отстранён, но со своей стороны показывает читателю мелочи, которые можно узнать только изнутри. В конце концов, он не стремится к ясности и правдоподобию, он будто бы просто регистрирует факты, предоставляя читателю делать выводы самому. Или не делать выводов. И даже там, где он высказывает авторскую точку зрения, её воспринимаешь именно как внутреннюю позицию писателя, никому не навязываемую, а продемонстрированную только ради того, чтобы читатель лучше смог воспринять текст. Почему я подумал о среднеанглийской грамматике — потому что недавно перечитал «Робинзона Крузо». И подивился тому, как смог Дефо (посредством Робинзона) размышлять о вере и Библии без морализаторства и фальши. Там тоже присутствовал этот эффект разделения автора, героя и читателя. Может быть читатели и восклицают это «Стоунер это я!» именно потому что однажды просто начинают осознавать этот эффект. С этой точки зрения эксперимент Уильямса с грамматикой удался. Хотя возможно, мне это всё только кажется, ибо я не филолог. Но я об этом размышлял ещё раньше, задолго до того, как прочёл «Стоунера».
Почему «Стоунер» оказался так востребован сейчас (и именно сейчас)? В эти же дни я посмотрел фильм «Одержимость» («Whiplash»). Что особенного в этом фильме, что его смотрят и о нём говорят? Герои несимпатичны, тема весьма специфична (классический джаз), методики спорны. Композиция тоже не на высоте: приличное количество времени отдано художественному долбежу по барабанам, которое, конечно, очень качественно, но это время забирает время у действия. Да и действия там фактически нет, может быть этот стук как раз и нужен, чтобы заполнить экранное время. Тем не менее смотрится на одном дыхании. Может быть дело тоже в грамматике? Фильм о пианисте или трубаче был бы другим, на него понадобилось бы куда больше времени, барабанщик прост по определению. Но главное — та же самая отстранённость. Зрителю не предлагается сочувствие героям, он просто получает некий набор фактов, вывод из которых опять же нужно делать самостоятельно. И концовка-то даже не многоточие напоминает, а точку с запятой. Именно этим фильм необычен. И именно этим великолепен. И как в «Стоунере»: внимание к мелочам, при общей лаконичности.
Я не думаю, что это какие-то открытия в кинодраматургии и литературе, я думаю это всё существовало и раньше. Чехов же существовал сто лет назад. Востребовано оно сейчас оказалось скорее всего из-за того, что мы устали от навязывания нам искусством неких точек зрения и ценностей. Устали от того, что искусство нас либо развлекает, либо куда-то ведёт, но обязательно раздражает. Соскучились по искусству, которое может просто существовать рядом с нами, предоставляя возможность просто узнавать или не узнавать себя в чём-то или ком-то. Искусство, которое служит людям, как это ни пафосно звучит.
Почему я хотел бы написать эту книгу? А вот именно поэтому: очень хочу добиться того же самого эффекта отстранённости, предоставить читателю разбираться самому во всём, и чтобы его держало в напряжении именно это самое душевное усилие по разбирательству. Думать над книгой полезно, особенно полезно тогда, когда автор оставляет читателя наедине с героями, не принуждая к выводам. Это на самом деле труд неблагодарный, потому что можно остаться непризнанным: люди всё-таки больше ждут от художников неких готовых ответов, откровений, а тут царствие придётся брать усилием. Чехову, я скажу, очень повезло, он родился вовремя, революции все будут позже. Уильямсу не повезло, он родился раньше, чем стал востребован. Но книга дождалась своего успеха. И надеюсь, что не будет забыта навечно. Ну а я её, естественно, не напишу:)
