![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
firecutterПансионат «Ромашки» представляет собой полтора десятка ветхих деревянных домиков, расположенных на гектаре леса на берегу Вуоксы. Место это одно из самых «зачарованных» на Карельском перешейке. На первый взгляд в нём нет ничего необычного. Но стоит прожить там хотя бы один вечер...
ДОРОГА
Я прожил там несколько вечеров. Уже не помню сколько, шесть или девять — майские праздники 2002 года. Меня туда отправили не на отдых, а на самую что ни есть работу. Мне предстояло вывезти на помойку весь накопившийся за зиму (хотя по виду за несколько предыдущих лет) мусор и привезти на пляж песку. Старенький «КамАЗик»-самосвал, на котором я работал тогда в одном из Управлений Механизации, какому и принадлежал пансионат, был по случаю исправен. Только жена, узнав о моей командировке, состроила гримаску — она очень не любит, когда я уезжаю. Но взять её с собой было нереально. Да и ей было бы скучно — я ведь целые дни работал.
Несмотря на то, что схема проезда была мне подробно объяснена, я всё-таки заплутал почти в самом начале пути. Дорожная сеть Карельского перешейка очень разветвлена и бестолкова — с одной стороны вроде бы все дороги в конце концов приводят в Приозерск, но с другой стороны совершенно неожиданно можешь по вполне широкой дороге приехать в тупик. С такого тупика я и начал. За деревней Скотное нужно было через пару километров повернуть на примыкающую дорожку налево, на Агалатово, а я поворот прозевал и проехал прямо. Зазевался я аж по двум поводам. Во-первых, в лесу вдоль дороги большими кучами росли белые цветы, то ли подснежники, то ли пролеска. Я даже остановился в более-менее сухом месте, форсировал заболоченный кювет и встал на колени перед этой полянкой, ощущая себя Паровозиком из Ромашково из одноимённого мультика. Жалко было, что еду сейчас не домой. Нарвал бы жене букетик. Правда, я не люблю рвать дикие цветы — они сразу же теряют своё очарование. Подарить бы ей целую полянку. Но на обратном пути я их уже не нарву — отцветут.
Засмотревшись на цветочки, я и забыл, что нужно повернуть. А дальше началось второе чудо — на дорогу выползло видимо-невидимо жаб. Сначала я их, как мог, объезжал, а потом они покрыли дорогу сплошным ковром, и я слышал, как они лопаются под колёсами. Прямо казнь египетская. А поскольку меня немного заинтриговало отсутствие встречного транспорта, я остановился и сверился с картой. Так и есть, на карте этой дороги нет. Потом я узнал, что когда-то давно был план проторить новое Приозерское шоссе от Скотного, в объезд больших сёл, но началась перестройка и деньги понадобились на возвращение исторических названий и взращивание птенцов гнезда Собчакова, кои сейчас сидят в Кремле. А дороги так и нет...
Но в тот момент я этого ещё не знал, поэтому, кое-как раскидав жаб ногами, более-менее аккуратно развернулся и поехал обратно к повороту. Больше приключений не было.
Дороги на Карельском перешейке очень красивы. И тогда ещё можно было сидя за рулём любоваться пейзажами, меняющимися буквально каждые 200-300 метров (а более длинные прямые участки там редко встречаются). Сейчас это шоссе самое нагруженное и опасное в Ленобласти — круглые сутки семь дней в неделю там идёт смертная битва торопливых водителей с судьбой. И судьба выигрывает всё чаще...
Особенно интересен мост через Вуоксу в Лосеве. Он стоит как раз над знаменитыми Вуоксинскими порогами, спокойная лесная река под ним превращается в ревущий горный поток. Излюбленное место рафтеров, съезжающихся сюда чуть ли не со всей европейской части России.
В Сапёрной я повернул налево в сторону деревни Ромашки. И там ещё двадцать километров приличного асфальта до маленького мостика через Вуоксу. За мостиком асфальт кончался и дорога уходила влево. А через полкилометра слева же были ворота в пансионат.
Хозяйством заведовал милейший человек, Сергей Владимирович Русин. Он с женой (я забыл, как её зовут) занимал одну комнатку в четырёхкомнатном домике, ближайшем к воротам. Вторую комнату выделили мне. В третьей жили два гастарбайтера с Украины, Юра и Володя. Они строили баню. Днём работали, вечером пили водку, по ночам ругались: «Я людына, а ты скотына! — Нет я людына, а ты скотына!» Утром, как ни в чём ни бывало, брали инструменты и шли к своему срубу. Был ещё один человек, имя которого я забыл — завхоз. Пожилой провинциальный интеллигент с острым языком.
Хозяин провёл меня по участку, ознакомив с фронтом будущих работ. Фронт был достоин небольшой войны, но добрейший Сергей Владимирович успокоил меня — завтра придут несколько аборигенов и во главе с завхозом они будут меня грузить. Моя работа будет — отвезти это в деревню Ромашки и сбросить в песчаный карьер. А на обратный рейс в том же карьере меня будут грузить песком — планировалось сделать пляж. Однако при осмотре береговой линии оказалось, что близко к берегу я подъехать не смог бы: берег крутоват для грузовика, и земля ещё не просохла с весны. Если я тут застряну, кто меня вытащит? Хозяин согласился с моими доводами и сказал, что у него есть запасной вариант — волейбольная площадка в лесу. Туда проехать было можно, хоть и по глубокой колее.
— Вот в этом сарае у нас лодки. Если хочешь, бери, катайся.
Естественно, я захотел! Да кто не захотел бы!
РЫБАЛКА
В этом месте Вуокса, в общем-то мозглявая речушка (кстати, я так и не выяснил, то ли на Карельском перешейке все реки называются Вуокса, то ли реально это всё одна река, разделённая на множество протоков и рукавов между лесными болотцами и озёрами), здесь, после теснины, через которую и был перекинут маленький мостик, разливалась в целое озеро шириной метров триста и длиной около десяти километров. Озеро имело массу «кармашков», заходящих в лес. Но главную красоту его составляли торчащие из воды огромные валуны-морена. Вообще морена была здесь повсюду — весь лес в камнях, чтобы проложить дорожки в пансионате, камни приходилось выкапывать. Вокруг одного домика, самого комфортабельного, они лежали так густо, что к домику невозможно было подъехать на машине, поэтому отдыхающие оставляли машины на стоянке у хозяйского корпуса и дальше шли пешком по узенькой тропинке.
После ужина я взял у хозяина ключи от лодочного сарая и пошёл кататься. На дощатом пирсе сидели Володя и Юра.
— Ты за лодкой?
— Да.
— Поможешь нам? А мы тебя ухой угостим.
— Помогу. Что делать надо?
— Возьми нас с собой. Мы тут неделю назад сетки бросали, проверить надо.
— А чего ждали неделю-то?
— Да сети не наши, хозяйские, он запретил их брать. Пронюхал — и ключ от сарая отобрал. Мы сейчас их возьмём и обратно в сарай положим. Да у него их там много, запутанные все лежат, никому не нужные. Мы говорили: давай распутаем да рыбы наловим — а он упёрся: запрещено! А кто узнает-то?
— Ладно, сети надо вернуть, поехали.
Мужики за неделю сами забыли, куда кидали сети. Пошарили в одном месте, в другом — пусто.
На противоположном берегу в деревьях зажёгся огонёк.
— Что там? — спросил я.
— Да тоже пансионат какой-то. У них побогаче, чем у нас, будет.
Действительно, у них было побогаче — я разглядел приличный пирс и каменную дорожку к нему, и даже подобие набережной, выложенное мореной. У нас был только полугнилой дощатый настил, к которому вела скользкая тропинка, да покосившийся сарайчик в зарослях тростника — совершенно непрезентабельно, но близко к природе.
— Вот они наверное вашу рыбу сейчас и жрут, — сказал я, — мы у них, как на ладони.
Мы ещё покрутились вокруг больших камней. Володя вытащил таки какую-то сеть, но, похоже, это была не наша, а забытая кем-то с прошлого года. В ней был только мусор да трепыхались два мелких окунька.
— Да, ухи немного будет сегодня.
— Да выкиньте, не позорьтесь, — сказал я.
— Нет, съедим, — сказали хозяйственные мужики, и мы поплыли обратно. Я напрашиваться на компанию не стал. Тем более концерт «Я людына — ты скотына» был и так прекрасно слышен.
Рыбы я там так и не поел, хоть рыбалка и была. Правда, удочки тут почему-то не в ходу. Либо сети, за которые нещадно штрафует рыбнадзор, либо острога. Да, вот под тем самым мостиком в теснине на камнях целыми днями стоят люди с острыми кольями — бьют форель. Один раз я даже видел, как у дядьки получилось — большая, блестящая хромом, рыбина. Стоило простоять полдня! Но я бы не выдержал. Я и с удочками не могу сидеть. А сети не люблю. Не рыбак я. Но на вёсла садился каждый вечер и час-полтора проводил на воде наедине с природой и Богом.
ПОТЕРЯННЫЙ ШКВОРЕНЬ
Работа началась на следующее утро. В девять уже по территории бродила бригада аборигенов, руководимая завхозом-интеллигентом, и сгребала в кучи старые ветки, листья и прочий мусор. Я тоже включился в эту деятельность, хоть завхоз и объяснил мне, что в мои обязанности это не входит. Но просто стоять и смотреть мне было скучно, а свежий воздух и хорошая погода придавали знергии.
Первый рейс на ромашкинскую помойку я совершил в сопровождении завхоза. Помойка была интересная — я въезжал на высокую гору, на которой одиноко росли две сосенки, и сбрасывал мусор с обрыва.
Пока я разгружался, подъезжал погрузчик — трактор «Беларусь» с фронтальным ковшом — мы спускались вниз, проезжали вдоль обрыва и загружались песком. Погрузчик приезжал вовремя, потому что жил в крайнем доме по дороге к карьеру. Проезжая мимо, я должен был ему посигналить, и он собирался и ехал за мной. За рабочий день удавалось сделать три-четыре рейса.
В общем, работёнка непыльная. Особенно если учесть полный пансион (домашняя пища, приготовленная радушной хозяйкой — трижды в день), свежий воздух и ежевечерние прогулки на лодке по разливу. Только волейбольная площадка была расположена неудобно — нужно было протискиваться между деревьями по глубокой раскисшей с весны колее, и каждый раз все боялись, что я застряну. Но «КамАЗик» мой был молодцом, проходил с натугой, но верно.
На второй же день и случилось первое происшествие, сильно поднявшее мой авторитет в глазах аборигенов.
Это был первый утренний рейс. Мы разворотили большую кучу старых брёвен, давно сгнивших, и ещё какого-то мусора, который сваливали рядом, в бурьян. Среди мусора был и длинный толстый металлический трос. Я пожалел, что нечем было порезать его на куски — сделал бы себе буксир, в гараже они были у немногих. Но порезать его было нечем. Выкидывать мне его было жалко, я бы взял в гараж весь, там бы порезали и наделали буксиров на всех, но С.В. упёрся — выкидываем, нечего тут откладывать, а то забудешь, и он тут останется. Мужики кое-как затащили его в кузов, накидали сверху гнилых брёвен, и я поехал.
У дома экскаваторщика посигналил на всякий случай, хоть трактора не было видно.
Взобрался на гору, развернулся между соснами, включил гидравлику и надавил на газ — подъём кузова работал слабо, гидронасос нужно было менять. Но вместо того, чтобы подняться, кузов вдруг стал сдвигаться в сторону. Я испугался, выскочил из машины и обошёл её вокруг. Кузов ушёл сильно вбок. Осмотрев внимательно, я понял, что выпал один из шкворней, поворотных осей подъёма. Кузов остался только на одном шкворне, вторая петля расцепилась и ушла в сторону.
Что делать? Уехать с перекошенным кузовом нереально. Да и куда уедешь — на дворе воскресенье, колхозный гараж водку пьёт. Поставить кузов на место тоже не получится — гидравлика работает только на подъём, спускается открытием клапана. Я попробовал притереться боком к одной из сосен. Бесполезно — машина зарывается в песок колёсами. Слишком маленькое плечо рычага получается.
Подъехал погрузчик. Попробовал поддеть мой кузов своим ковшом — не получилось, зарылся в песок, а кузов так и остался на боку. Мы ещё покрутились, поборолись, но всё без толку. Погрузчик уехал в деревню — может удастся разбудить более мощный трактор. Я остался куковать. Чтоб не терять время даром подъехал к обрыву и начал разгружаться вручную. И тут меня осенило: трос! Его можно использовать. На передней части кузова я нашёл технологическую проушину, правда с другой стороны, но длина троса позволяла дотянуться до неё. Трудно было только просунуть толстый и тяжёлый трос в небольшую дырочку. Но когда сильно надо, то получается. Я просунул трос в дырочку, сделал петлю и зафиксировал баллонным ключом — когда натяну, оно затянется. Второй конец троса обмотал вокруг многострадальной сосны, встав сбоку от неё. План был такой: резко выворачиваю руль в сторону кузова и жму на газ. Машина трогается, трос натягивается и кузов поднимается вверх на гидроцилиндре. Тут важно вовремя нажать кнопку опускания, чтобы он опустился на место или хотя бы близко к месту.
Потребовались четыре попытки, чтобы кузов встал туда, куда нужно. Три раза кузов перепрыгивал через гидроцилиндр на другую сторону. Мне приходилось разматывать трос от сосны и подъезжать другим боком. Во время четвёртой попытки подъехали «жигули», из которых вылезли хозяин и завхоз. Так что фокус был сделан вовремя. Если мужики живы, рассказывают, наверное, эту историю внукам.
Когда кузов опустился на место, они подошли ко мне.
— Ну ты даёшь! Что это было?
Завхоз держал в руках железную болванку с дыркой под шплинт.
— Иду я по дорожке к воротам, смотрю — железяка валяется. Явно не наша, я весь наш мусор помню, не было у нас такого. Принёс Сергею Владимирычу, мы подумали и решили, что это Костя потерял.
— Да, это я потерял. Вот только что вы видели последствия.
— Даааа! — закивали головами мужики.
Тут приехал погрузчик — ему удалось разбудить бульдозериста. Я отправил его дать бульдозеристу отбой и наказал вернуться на погрузку. Петля кузова была цела, поэтому я при помощи домкрата совместил её с петлёй подрамника и вбил злополучный шкворень на место. Мужики мои так и стояли с разинутыми ртами — они думали, что нужен какой-то серьёзный ремонт, а тут всего-то кувалдой махнуть. И я просто физически ощущал волну уважения ко мне исходившую от них. Даже неловко стало.
— Я позвоню директору, пусть он тебе премию выпишет, — пообещал хозяин.
Это была, наверное, самая большая (если не единственная) реальная победа в моей жизни: не растерялся и вышел из трудного положения. Но что бы я делал без троса — ума не приложу.
Но это был мне наглядный урок: Господь в любом испытании даёт всё необходимое, чтобы его победить. Ну, может, не в любом и не всем. Но мне в том — дал.
Вторая забавная история связана с камнями вокруг самого большого домика.
МОРЕНА
Произошло это в тот же день. Вернее, началось в пятницу вечером. В домик въехала весёлая компания, до позднего вечера жарившая шашлыки, танцевавшая и пившая разные всякие напитки. Утром в субботу я, проходя мимо, увидел такую картину: у крыльца домика стоит «ауди», а на крыльце дядька в трусах задумчиво чешет репу.
— А хозяин мне сказал, что подъехать к домику а машине невозможно, — проговорил он.
— Да, даже я на «КамАЗе» не смогу, за камни мостом зацеплю, — ответил я.
— Слушай, я всё утро тут ползаю, никак не могу найти, где проехал. Пьяный был — не помню вообще ничего!
Мы походили вдвоём, потом к нам присоединились ещё люди. Вся земля вокруг камней была изрыта покрышками (я слышал сквозь сон, что машина много буксовала), но точную траекторию проезда выяснить так и не удалось. Осмотр низа машины показал, что в ней ничего не повреждено. Поняв безрезультатность поисков, народ продолжил веселье. А я с бригадой, руководимой завхозом, продолжил работу — мы трудились без выходных, по-стахановски, чтобы к открытию сезона подготовить территорию.
В общем, я вывез гору мусора, засыпал половину площадки песком, потерял и поставил на место шкворень, а гости всё веселились. А в воскресенье вечером решили выехать.
Но ведь невозможно же! Потыркались, потыркались — по всем направлениям автомобиль прочно садится на брюхо. А где не садится, там ломает рулевые тяги. Мужики ворчали, бабы громко матерились, но результата никакого не было. Цеплять машину за «КамАЗ» и вытаскивать волоком я категорически отказался — буду потом виноват ещё. Народ кое-как погрузился во вторую машину, а хозяин «ауди» с другом остались ночевать — утро вечера мудренее. Я тоже ушёл спать.
Ночью я сквозь сон опять слышал рёв буксующего автомобиля.
Утром «ауди» не было. А Сергей Владимирович рассказал мне следующее:
— Утром, в четыре часа разбудили меня, ключи от домика отдали. Хвастаются — выехали. Бухие оба! Они знаешь как поступили? Они друзей попросили им в Ромашках водки купить, нажрались до такого же чина, как в пятницу, сели, погазовали, побуксовали — и выехали! Так рассудили: раз на трезвую голову вспомнить не можем, значит надо прийти в то же состояние, чтоб нашло такое же вдохновение. Ну оно и нашло! Потом тут поспали в машине, проспались и в восемь часов уехали.
Мы потом весь понедельник искали, где они могли выехать, так и не нашли. А во вторник прошёл сильный дождь и смыл все следы.
Я прожил там ещё несколько дней. Правда, после дождей колея к волейбольной площадке раскисла до невозможности, и песок я больше не возил. Но ездил в лес, возил дрова и брёвна для бани, ездил в магазин за стройматериалами, в общем, без дела не сидел.
Планировалось, что осенью я приеду сюда ещё раз. Но летом я уволился из УМа, решил за длинным рублём поездить. Но это уже другая история. А Ромашки ушли из моей жизни. На днях мы с Настей ездили в Приозерск, завернули туда.
Я почти забыл ту дорожку. А она совершенно волшебная — то петляет по густому лесу между вуоксинскими прудиками, то выезжает на поля. В деревне Ромашки поднимается на гору, потом спускается вниз, к разливу. Чудесные места, если б не дорога для самоубийц, здесь бы дачу иметь — самое лучшее, что можно пожелать. И почти неосвоенные — за девять лет только один маленький коттеджный посёлочек появился на два десятка домиков. И одно небольшое поле — распродают участки. И всё!
А в пансионате всё по-прежнему, только лес гуще стал. Я не стал заходить внутрь. Почему-то не хотелось встречаться с хозяевами. Наверняка уже новые, те уж тогда были пенсионерами. А если старые, то забыли меня, а мне всегда неловко о себе напоминать. Может быть и зря не зашёл, кто знает. Но уж дело сделано. Окажусь ли там когда-нибудь ещё — Бог знает.
ДОРОГА
Я прожил там несколько вечеров. Уже не помню сколько, шесть или девять — майские праздники 2002 года. Меня туда отправили не на отдых, а на самую что ни есть работу. Мне предстояло вывезти на помойку весь накопившийся за зиму (хотя по виду за несколько предыдущих лет) мусор и привезти на пляж песку. Старенький «КамАЗик»-самосвал, на котором я работал тогда в одном из Управлений Механизации, какому и принадлежал пансионат, был по случаю исправен. Только жена, узнав о моей командировке, состроила гримаску — она очень не любит, когда я уезжаю. Но взять её с собой было нереально. Да и ей было бы скучно — я ведь целые дни работал.
Несмотря на то, что схема проезда была мне подробно объяснена, я всё-таки заплутал почти в самом начале пути. Дорожная сеть Карельского перешейка очень разветвлена и бестолкова — с одной стороны вроде бы все дороги в конце концов приводят в Приозерск, но с другой стороны совершенно неожиданно можешь по вполне широкой дороге приехать в тупик. С такого тупика я и начал. За деревней Скотное нужно было через пару километров повернуть на примыкающую дорожку налево, на Агалатово, а я поворот прозевал и проехал прямо. Зазевался я аж по двум поводам. Во-первых, в лесу вдоль дороги большими кучами росли белые цветы, то ли подснежники, то ли пролеска. Я даже остановился в более-менее сухом месте, форсировал заболоченный кювет и встал на колени перед этой полянкой, ощущая себя Паровозиком из Ромашково из одноимённого мультика. Жалко было, что еду сейчас не домой. Нарвал бы жене букетик. Правда, я не люблю рвать дикие цветы — они сразу же теряют своё очарование. Подарить бы ей целую полянку. Но на обратном пути я их уже не нарву — отцветут.
Засмотревшись на цветочки, я и забыл, что нужно повернуть. А дальше началось второе чудо — на дорогу выползло видимо-невидимо жаб. Сначала я их, как мог, объезжал, а потом они покрыли дорогу сплошным ковром, и я слышал, как они лопаются под колёсами. Прямо казнь египетская. А поскольку меня немного заинтриговало отсутствие встречного транспорта, я остановился и сверился с картой. Так и есть, на карте этой дороги нет. Потом я узнал, что когда-то давно был план проторить новое Приозерское шоссе от Скотного, в объезд больших сёл, но началась перестройка и деньги понадобились на возвращение исторических названий и взращивание птенцов гнезда Собчакова, кои сейчас сидят в Кремле. А дороги так и нет...
Но в тот момент я этого ещё не знал, поэтому, кое-как раскидав жаб ногами, более-менее аккуратно развернулся и поехал обратно к повороту. Больше приключений не было.
Дороги на Карельском перешейке очень красивы. И тогда ещё можно было сидя за рулём любоваться пейзажами, меняющимися буквально каждые 200-300 метров (а более длинные прямые участки там редко встречаются). Сейчас это шоссе самое нагруженное и опасное в Ленобласти — круглые сутки семь дней в неделю там идёт смертная битва торопливых водителей с судьбой. И судьба выигрывает всё чаще...
Особенно интересен мост через Вуоксу в Лосеве. Он стоит как раз над знаменитыми Вуоксинскими порогами, спокойная лесная река под ним превращается в ревущий горный поток. Излюбленное место рафтеров, съезжающихся сюда чуть ли не со всей европейской части России.
В Сапёрной я повернул налево в сторону деревни Ромашки. И там ещё двадцать километров приличного асфальта до маленького мостика через Вуоксу. За мостиком асфальт кончался и дорога уходила влево. А через полкилометра слева же были ворота в пансионат.
Хозяйством заведовал милейший человек, Сергей Владимирович Русин. Он с женой (я забыл, как её зовут) занимал одну комнатку в четырёхкомнатном домике, ближайшем к воротам. Вторую комнату выделили мне. В третьей жили два гастарбайтера с Украины, Юра и Володя. Они строили баню. Днём работали, вечером пили водку, по ночам ругались: «Я людына, а ты скотына! — Нет я людына, а ты скотына!» Утром, как ни в чём ни бывало, брали инструменты и шли к своему срубу. Был ещё один человек, имя которого я забыл — завхоз. Пожилой провинциальный интеллигент с острым языком.
Хозяин провёл меня по участку, ознакомив с фронтом будущих работ. Фронт был достоин небольшой войны, но добрейший Сергей Владимирович успокоил меня — завтра придут несколько аборигенов и во главе с завхозом они будут меня грузить. Моя работа будет — отвезти это в деревню Ромашки и сбросить в песчаный карьер. А на обратный рейс в том же карьере меня будут грузить песком — планировалось сделать пляж. Однако при осмотре береговой линии оказалось, что близко к берегу я подъехать не смог бы: берег крутоват для грузовика, и земля ещё не просохла с весны. Если я тут застряну, кто меня вытащит? Хозяин согласился с моими доводами и сказал, что у него есть запасной вариант — волейбольная площадка в лесу. Туда проехать было можно, хоть и по глубокой колее.
— Вот в этом сарае у нас лодки. Если хочешь, бери, катайся.
Естественно, я захотел! Да кто не захотел бы!
РЫБАЛКА
В этом месте Вуокса, в общем-то мозглявая речушка (кстати, я так и не выяснил, то ли на Карельском перешейке все реки называются Вуокса, то ли реально это всё одна река, разделённая на множество протоков и рукавов между лесными болотцами и озёрами), здесь, после теснины, через которую и был перекинут маленький мостик, разливалась в целое озеро шириной метров триста и длиной около десяти километров. Озеро имело массу «кармашков», заходящих в лес. Но главную красоту его составляли торчащие из воды огромные валуны-морена. Вообще морена была здесь повсюду — весь лес в камнях, чтобы проложить дорожки в пансионате, камни приходилось выкапывать. Вокруг одного домика, самого комфортабельного, они лежали так густо, что к домику невозможно было подъехать на машине, поэтому отдыхающие оставляли машины на стоянке у хозяйского корпуса и дальше шли пешком по узенькой тропинке.
После ужина я взял у хозяина ключи от лодочного сарая и пошёл кататься. На дощатом пирсе сидели Володя и Юра.
— Ты за лодкой?
— Да.
— Поможешь нам? А мы тебя ухой угостим.
— Помогу. Что делать надо?
— Возьми нас с собой. Мы тут неделю назад сетки бросали, проверить надо.
— А чего ждали неделю-то?
— Да сети не наши, хозяйские, он запретил их брать. Пронюхал — и ключ от сарая отобрал. Мы сейчас их возьмём и обратно в сарай положим. Да у него их там много, запутанные все лежат, никому не нужные. Мы говорили: давай распутаем да рыбы наловим — а он упёрся: запрещено! А кто узнает-то?
— Ладно, сети надо вернуть, поехали.
Мужики за неделю сами забыли, куда кидали сети. Пошарили в одном месте, в другом — пусто.
На противоположном берегу в деревьях зажёгся огонёк.
— Что там? — спросил я.
— Да тоже пансионат какой-то. У них побогаче, чем у нас, будет.
Действительно, у них было побогаче — я разглядел приличный пирс и каменную дорожку к нему, и даже подобие набережной, выложенное мореной. У нас был только полугнилой дощатый настил, к которому вела скользкая тропинка, да покосившийся сарайчик в зарослях тростника — совершенно непрезентабельно, но близко к природе.
— Вот они наверное вашу рыбу сейчас и жрут, — сказал я, — мы у них, как на ладони.
Мы ещё покрутились вокруг больших камней. Володя вытащил таки какую-то сеть, но, похоже, это была не наша, а забытая кем-то с прошлого года. В ней был только мусор да трепыхались два мелких окунька.
— Да, ухи немного будет сегодня.
— Да выкиньте, не позорьтесь, — сказал я.
— Нет, съедим, — сказали хозяйственные мужики, и мы поплыли обратно. Я напрашиваться на компанию не стал. Тем более концерт «Я людына — ты скотына» был и так прекрасно слышен.
Рыбы я там так и не поел, хоть рыбалка и была. Правда, удочки тут почему-то не в ходу. Либо сети, за которые нещадно штрафует рыбнадзор, либо острога. Да, вот под тем самым мостиком в теснине на камнях целыми днями стоят люди с острыми кольями — бьют форель. Один раз я даже видел, как у дядьки получилось — большая, блестящая хромом, рыбина. Стоило простоять полдня! Но я бы не выдержал. Я и с удочками не могу сидеть. А сети не люблю. Не рыбак я. Но на вёсла садился каждый вечер и час-полтора проводил на воде наедине с природой и Богом.
ПОТЕРЯННЫЙ ШКВОРЕНЬ
Работа началась на следующее утро. В девять уже по территории бродила бригада аборигенов, руководимая завхозом-интеллигентом, и сгребала в кучи старые ветки, листья и прочий мусор. Я тоже включился в эту деятельность, хоть завхоз и объяснил мне, что в мои обязанности это не входит. Но просто стоять и смотреть мне было скучно, а свежий воздух и хорошая погода придавали знергии.
Первый рейс на ромашкинскую помойку я совершил в сопровождении завхоза. Помойка была интересная — я въезжал на высокую гору, на которой одиноко росли две сосенки, и сбрасывал мусор с обрыва.
Пока я разгружался, подъезжал погрузчик — трактор «Беларусь» с фронтальным ковшом — мы спускались вниз, проезжали вдоль обрыва и загружались песком. Погрузчик приезжал вовремя, потому что жил в крайнем доме по дороге к карьеру. Проезжая мимо, я должен был ему посигналить, и он собирался и ехал за мной. За рабочий день удавалось сделать три-четыре рейса.
В общем, работёнка непыльная. Особенно если учесть полный пансион (домашняя пища, приготовленная радушной хозяйкой — трижды в день), свежий воздух и ежевечерние прогулки на лодке по разливу. Только волейбольная площадка была расположена неудобно — нужно было протискиваться между деревьями по глубокой раскисшей с весны колее, и каждый раз все боялись, что я застряну. Но «КамАЗик» мой был молодцом, проходил с натугой, но верно.
На второй же день и случилось первое происшествие, сильно поднявшее мой авторитет в глазах аборигенов.
Это был первый утренний рейс. Мы разворотили большую кучу старых брёвен, давно сгнивших, и ещё какого-то мусора, который сваливали рядом, в бурьян. Среди мусора был и длинный толстый металлический трос. Я пожалел, что нечем было порезать его на куски — сделал бы себе буксир, в гараже они были у немногих. Но порезать его было нечем. Выкидывать мне его было жалко, я бы взял в гараж весь, там бы порезали и наделали буксиров на всех, но С.В. упёрся — выкидываем, нечего тут откладывать, а то забудешь, и он тут останется. Мужики кое-как затащили его в кузов, накидали сверху гнилых брёвен, и я поехал.
У дома экскаваторщика посигналил на всякий случай, хоть трактора не было видно.
Взобрался на гору, развернулся между соснами, включил гидравлику и надавил на газ — подъём кузова работал слабо, гидронасос нужно было менять. Но вместо того, чтобы подняться, кузов вдруг стал сдвигаться в сторону. Я испугался, выскочил из машины и обошёл её вокруг. Кузов ушёл сильно вбок. Осмотрев внимательно, я понял, что выпал один из шкворней, поворотных осей подъёма. Кузов остался только на одном шкворне, вторая петля расцепилась и ушла в сторону.
Что делать? Уехать с перекошенным кузовом нереально. Да и куда уедешь — на дворе воскресенье, колхозный гараж водку пьёт. Поставить кузов на место тоже не получится — гидравлика работает только на подъём, спускается открытием клапана. Я попробовал притереться боком к одной из сосен. Бесполезно — машина зарывается в песок колёсами. Слишком маленькое плечо рычага получается.
Подъехал погрузчик. Попробовал поддеть мой кузов своим ковшом — не получилось, зарылся в песок, а кузов так и остался на боку. Мы ещё покрутились, поборолись, но всё без толку. Погрузчик уехал в деревню — может удастся разбудить более мощный трактор. Я остался куковать. Чтоб не терять время даром подъехал к обрыву и начал разгружаться вручную. И тут меня осенило: трос! Его можно использовать. На передней части кузова я нашёл технологическую проушину, правда с другой стороны, но длина троса позволяла дотянуться до неё. Трудно было только просунуть толстый и тяжёлый трос в небольшую дырочку. Но когда сильно надо, то получается. Я просунул трос в дырочку, сделал петлю и зафиксировал баллонным ключом — когда натяну, оно затянется. Второй конец троса обмотал вокруг многострадальной сосны, встав сбоку от неё. План был такой: резко выворачиваю руль в сторону кузова и жму на газ. Машина трогается, трос натягивается и кузов поднимается вверх на гидроцилиндре. Тут важно вовремя нажать кнопку опускания, чтобы он опустился на место или хотя бы близко к месту.
Потребовались четыре попытки, чтобы кузов встал туда, куда нужно. Три раза кузов перепрыгивал через гидроцилиндр на другую сторону. Мне приходилось разматывать трос от сосны и подъезжать другим боком. Во время четвёртой попытки подъехали «жигули», из которых вылезли хозяин и завхоз. Так что фокус был сделан вовремя. Если мужики живы, рассказывают, наверное, эту историю внукам.
Когда кузов опустился на место, они подошли ко мне.
— Ну ты даёшь! Что это было?
Завхоз держал в руках железную болванку с дыркой под шплинт.
— Иду я по дорожке к воротам, смотрю — железяка валяется. Явно не наша, я весь наш мусор помню, не было у нас такого. Принёс Сергею Владимирычу, мы подумали и решили, что это Костя потерял.
— Да, это я потерял. Вот только что вы видели последствия.
— Даааа! — закивали головами мужики.
Тут приехал погрузчик — ему удалось разбудить бульдозериста. Я отправил его дать бульдозеристу отбой и наказал вернуться на погрузку. Петля кузова была цела, поэтому я при помощи домкрата совместил её с петлёй подрамника и вбил злополучный шкворень на место. Мужики мои так и стояли с разинутыми ртами — они думали, что нужен какой-то серьёзный ремонт, а тут всего-то кувалдой махнуть. И я просто физически ощущал волну уважения ко мне исходившую от них. Даже неловко стало.
— Я позвоню директору, пусть он тебе премию выпишет, — пообещал хозяин.
Это была, наверное, самая большая (если не единственная) реальная победа в моей жизни: не растерялся и вышел из трудного положения. Но что бы я делал без троса — ума не приложу.
Но это был мне наглядный урок: Господь в любом испытании даёт всё необходимое, чтобы его победить. Ну, может, не в любом и не всем. Но мне в том — дал.
Вторая забавная история связана с камнями вокруг самого большого домика.
МОРЕНА
Произошло это в тот же день. Вернее, началось в пятницу вечером. В домик въехала весёлая компания, до позднего вечера жарившая шашлыки, танцевавшая и пившая разные всякие напитки. Утром в субботу я, проходя мимо, увидел такую картину: у крыльца домика стоит «ауди», а на крыльце дядька в трусах задумчиво чешет репу.
— А хозяин мне сказал, что подъехать к домику а машине невозможно, — проговорил он.
— Да, даже я на «КамАЗе» не смогу, за камни мостом зацеплю, — ответил я.
— Слушай, я всё утро тут ползаю, никак не могу найти, где проехал. Пьяный был — не помню вообще ничего!
Мы походили вдвоём, потом к нам присоединились ещё люди. Вся земля вокруг камней была изрыта покрышками (я слышал сквозь сон, что машина много буксовала), но точную траекторию проезда выяснить так и не удалось. Осмотр низа машины показал, что в ней ничего не повреждено. Поняв безрезультатность поисков, народ продолжил веселье. А я с бригадой, руководимой завхозом, продолжил работу — мы трудились без выходных, по-стахановски, чтобы к открытию сезона подготовить территорию.
В общем, я вывез гору мусора, засыпал половину площадки песком, потерял и поставил на место шкворень, а гости всё веселились. А в воскресенье вечером решили выехать.
Но ведь невозможно же! Потыркались, потыркались — по всем направлениям автомобиль прочно садится на брюхо. А где не садится, там ломает рулевые тяги. Мужики ворчали, бабы громко матерились, но результата никакого не было. Цеплять машину за «КамАЗ» и вытаскивать волоком я категорически отказался — буду потом виноват ещё. Народ кое-как погрузился во вторую машину, а хозяин «ауди» с другом остались ночевать — утро вечера мудренее. Я тоже ушёл спать.
Ночью я сквозь сон опять слышал рёв буксующего автомобиля.
Утром «ауди» не было. А Сергей Владимирович рассказал мне следующее:
— Утром, в четыре часа разбудили меня, ключи от домика отдали. Хвастаются — выехали. Бухие оба! Они знаешь как поступили? Они друзей попросили им в Ромашках водки купить, нажрались до такого же чина, как в пятницу, сели, погазовали, побуксовали — и выехали! Так рассудили: раз на трезвую голову вспомнить не можем, значит надо прийти в то же состояние, чтоб нашло такое же вдохновение. Ну оно и нашло! Потом тут поспали в машине, проспались и в восемь часов уехали.
Мы потом весь понедельник искали, где они могли выехать, так и не нашли. А во вторник прошёл сильный дождь и смыл все следы.
Я прожил там ещё несколько дней. Правда, после дождей колея к волейбольной площадке раскисла до невозможности, и песок я больше не возил. Но ездил в лес, возил дрова и брёвна для бани, ездил в магазин за стройматериалами, в общем, без дела не сидел.
Планировалось, что осенью я приеду сюда ещё раз. Но летом я уволился из УМа, решил за длинным рублём поездить. Но это уже другая история. А Ромашки ушли из моей жизни. На днях мы с Настей ездили в Приозерск, завернули туда.
Я почти забыл ту дорожку. А она совершенно волшебная — то петляет по густому лесу между вуоксинскими прудиками, то выезжает на поля. В деревне Ромашки поднимается на гору, потом спускается вниз, к разливу. Чудесные места, если б не дорога для самоубийц, здесь бы дачу иметь — самое лучшее, что можно пожелать. И почти неосвоенные — за девять лет только один маленький коттеджный посёлочек появился на два десятка домиков. И одно небольшое поле — распродают участки. И всё!
А в пансионате всё по-прежнему, только лес гуще стал. Я не стал заходить внутрь. Почему-то не хотелось встречаться с хозяевами. Наверняка уже новые, те уж тогда были пенсионерами. А если старые, то забыли меня, а мне всегда неловко о себе напоминать. Может быть и зря не зашёл, кто знает. Но уж дело сделано. Окажусь ли там когда-нибудь ещё — Бог знает.
