Литературное
Mar. 13th, 2016 21:11![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
firecutter
Решил, появиться в интернете с чем-нибудь позитивным. Например поделиться впечатлением от прочитанного. Тем более прочитал как-то неожиданно для себя много (а список в конце года не составил). Только вот обленился, и что-то ещё сказать хочется пока читаешь, а как прочитал — ну и слава Богу, что прочитал. Даже если книга хорошая. В общем, нижеследующий текст — это исключительно в порядке борьбы с ленью, ничего серьёзного. Впечатления от «Цветочного креста» Елены Колядиной.
Так вот, я даже не сомневаюсь, что если книга начинается словами «В афедрон давала?» (а следующие пара страниц посвящены детализации вопроса: кому конкретно и куда ещё помимо афедрона), то вряд ли в ней найдётся что-то путное. Тем более, помнится, когда этой книге присуждали какую-то литературную премию, компетентный народ в интернете удивлённо возмущался (или возмущённо удивлялся): да это ж бред полный, абсолютное наплевательство на нашу историю и наш язык и вообще наше всё, да к тому же совершенно неостроумное. Но раз дорогой брат прочёл и сказал «нужно читать», значит что-то в этом тексте должно быть скрыто такое… ну в общем глубже афедрона надо будет копать. И я принялся копать. Вдруг как тот петух таки обнаружу жемчужину в куче дерьма.
Да, боюсь, что против исторической и лингвистической правды автор книги согрешила. Но не это было неприятно. В конце концов, кто в России против этого не грешит? И ничего, народу даже нравится. Неприятно было содержание большинства диалогов персонажей книги. Как-то всё преимущественно ниже пояса. Конечно, это есть наша русская традиция и наш русский язык, чистый, народный, без всякой примеси какого-нибудь Тургенева или Гоголя с Достоевским. Но настоящий русский язык, тот самый, к которому во дни сомнений и тяжких раздумий прибегает настоящий русский народ, состоит в основном из междометий типа «нах» или «бля», а информация в нём передаётся интонационно. Ну или на каком-то другом уровне вообще, на сверхвербальном. В том и богатство языка, что одно-единственное слово «х%ня» имеет столько значений, сколько в английском, например, даже слово jack вряд ли сможет охватить, а в других, не бывавших языками межнационального общения, такого явления многозначности наверняка и вовсе нет. Поэтому какому-нибудь Тургеневу совершенно необходимо было уехать в Париж и разговаривать там с какой-нибудь Виардо, чтобы практиковаться в искусственном языке без междометий, бедном языке, состоящем из слов, имеющих определённый круг значений. Поэтому Пушкина и Лермонтова считают величайшими русскими поэтами, что они умудрялись творить на этом языке не выезжая за пределы родины. Впрочем, извинением им может быть то, что их родная дворянская среда в то время была в основном франкоязычная и боюсь, что литературный русский язык Пушкина это своего рода перевод с литературного французского. А вот Гоголь был уже не таким рафинированным дворянином, так что ему позарез нужно было жить в Италии для того, чтобы писать по-русски (ну не в Малороссию ж ехать! Зачем тогда уезжал оттуда?). Ну и следом за ним все остальные потянулись. Иначе — опять одни междометия, крамола которых не в том даже, что они неприличны, а в том, что непереносимы на бумагу — она не в состоянии передать интонацию! Поэтому Чехов гений — уловил, что краткость сестра таланта, понял, что мастерство состоит в том, чтобы уложить эту интонационную информацию в минимум знаков на бумаге. И поэтому Колядина, старательно повтыкавшая половые органы по грядкам своего текста как помидорную рассаду, совершила преступление против языка — использовала многозначительные междометия не по их сути. Много раз. Раз по десять на каждой странице. Это преступление против Чехова, многословие. В общем, критики тут были правы.
С другой стороны — а какие у меня могут быть претензии к содержанию разговоров в вологодской глубинке в конце 17 века? Или я что-то про них знаю определённое? Нет, я могу только догадываться, поэтому наверняка и Колядина догадывалась. Ведь в ту пору даже Центральное Телевидение там вряд ли вещало, не говоря уж об интернете, а значит и не было в тогдашней разговорной лексике таких понятий как, допустим «гейропа» или «укрофашисты» или хотя бы «кризис», и поняв это, к середине романа я уже был почти благодарен автору за бедность тематики, и перешагивать поминутно то через елду, то через манду с таким настроением стало как-то веселее. Тем более к тому моменту эти пеньки поредели и помельчали существенно, и сюжет стронулся в сторону от метафизики телесной к метафизике душевной, а может быть даже и духовной.
И повернулся в сторону совершенно неожиданную. Главная героиня, к которой был обращён тот самый первый вопрос про афедрон (не представляете себе, как я был рад узнать, что нет, не давала, хорошая девушка, достойная быть героиней книги), задалась вопросом, что же такое есть вера и как угодить Богу. Кстати, священник, спрашивавший про афедрон (это она к нему на исповедь приходила), тоже этими вопросами задавался. Оба они, в общем, искали путь к Богу, только с разных сторон. Молодой священник Логгин — со стороны, изафедроначтения Писания и Отцов и из наблюдения за людьми. Феодора (героиня) — изнутри, из личного трагического опыта любви.
И здесь выясняется очень странная вещь: вот ведь всё у неё по-дурацки получалось. И любовь глупая: беглый преступник соблазнил её, воспользовался ею, обманул. И с мужем глупо вышло: ведь могли бы жить в согласии, по общим интересам, но не захотели. И подвижничество у неё странное: смерти искала после пропажи сына. И миссионерство среди чуди языческой какое-то пародийное, они даже не поняли, что она миссионерка, приютили её как нищенку. И даже самый главный подвиг — воздвижение креста над родным городом — бестолково вышел, потому что и материал самый недолговечный выбран, и результат оказался совершенно противоположным: её в колдовстве обвинили. И казнили. Ну вот буквально каждый шаг — промах, глупость. С чистым сердцем.
И Логгин, приговоривший её к смерти, тоже был вполне чистосердечен и честен. Даже может быть на первый взгляд менее по-дурацки честен и чистосердечен, а по-умному, по-книжному. Хотя в результате тоже глупость на глупость нагородил. В общем, с этой точки зрения подзаголовок «роман-катавасия» не соврал. Хотя предполагалось, что катавасия это что-то весёлое: чехарда, неразбериха, салочки, девичий переполох на полянке. А тут настоящая трагедия. И неостроумно — опять правы были критики.
И вот почти дочитав до конца я простил книге избыток блядословия, перекосы в хронологии и прочие недостатки. Потому что вопросы «как угодить Богу» и «что такое любовь» — остались нерешёнными. Но вдруг вышло на первый план то самое чистое сердце, в которое смотрит Господь в надежде увидеть в нём отражение своего образа и подобия. Чистое сердце не делает человека безгрешным ангелом. И даже не всегда выбирает правильный путь. Но Бог это знает. Он знает самую страшную тайну, которую человек сам про себя знать не хочет: человек, даже вооружённый самым правильным навигатором (Словом Божьим, любовью, покаянием) всё равно пойдёт по пути неправильному. Любой путь, на который становится человек, сразу же становится неправильным, потому что человек тянет за собой свой грех первородный. Поэтому Бог не будет оценивать наши дела. Много или мало положила в сокровищницу вдова? Это только для нас какая-то величина. Бог принимает не деньги, а душу. Сколько времени просуществует крест из цветов, высаженных на склоне холма? А так ли важно время, если имеешь дело с вечностью? И как быть с разбойником, жившим и умершим даже без тени мысли о покаянии? Можно ли любить человека не обольщаясь? И нужно ли вообще его любить, если никакая любовь здесь никого ни капли не изменила, не разрушила никаких оков, не покрыла никаких грехов, не привела никого к покаянию. В общем, масса вопросов. И слава Богу, что здесь чувство текста вернулось к автору, и она не стала отвечать на них, морализаторствовать, изобретать какую-нибудь доктрину вроде озвученной мною выше тотальной и фатальной неправоты человека. Это был мой ответ — неправота. Кто-то другой ответит по-другому. Если, конечно, дочитает до того момента, когда вопросы поднимутся выше пояса.
Выскажу своё мнение. Нужно ли читать? Не знаю. Я не жалею потраченного времени, но не могу сказать, что что-то приобрёл, прочтя это вот. Кабы написано было без претензий на «катавасийность» — наверное было бы здорово. А так получилось то, что получилось, весьма средняя литература. Премия там разве что за смелость постановки религиозных вопросов. Однако если у вас крепкие нервы, один раз прочесть можно. Не каждую кучу дерьма нужно обязательно рыть в поисках жемчужины, но в этой куче она точно есть. Величину же находки определяйте сами.
Так вот, я даже не сомневаюсь, что если книга начинается словами «В афедрон давала?» (а следующие пара страниц посвящены детализации вопроса: кому конкретно и куда ещё помимо афедрона), то вряд ли в ней найдётся что-то путное. Тем более, помнится, когда этой книге присуждали какую-то литературную премию, компетентный народ в интернете удивлённо возмущался (или возмущённо удивлялся): да это ж бред полный, абсолютное наплевательство на нашу историю и наш язык и вообще наше всё, да к тому же совершенно неостроумное. Но раз дорогой брат прочёл и сказал «нужно читать», значит что-то в этом тексте должно быть скрыто такое… ну в общем глубже афедрона надо будет копать. И я принялся копать. Вдруг как тот петух таки обнаружу жемчужину в куче дерьма.
Да, боюсь, что против исторической и лингвистической правды автор книги согрешила. Но не это было неприятно. В конце концов, кто в России против этого не грешит? И ничего, народу даже нравится. Неприятно было содержание большинства диалогов персонажей книги. Как-то всё преимущественно ниже пояса. Конечно, это есть наша русская традиция и наш русский язык, чистый, народный, без всякой примеси какого-нибудь Тургенева или Гоголя с Достоевским. Но настоящий русский язык, тот самый, к которому во дни сомнений и тяжких раздумий прибегает настоящий русский народ, состоит в основном из междометий типа «нах» или «бля», а информация в нём передаётся интонационно. Ну или на каком-то другом уровне вообще, на сверхвербальном. В том и богатство языка, что одно-единственное слово «х%ня» имеет столько значений, сколько в английском, например, даже слово jack вряд ли сможет охватить, а в других, не бывавших языками межнационального общения, такого явления многозначности наверняка и вовсе нет. Поэтому какому-нибудь Тургеневу совершенно необходимо было уехать в Париж и разговаривать там с какой-нибудь Виардо, чтобы практиковаться в искусственном языке без междометий, бедном языке, состоящем из слов, имеющих определённый круг значений. Поэтому Пушкина и Лермонтова считают величайшими русскими поэтами, что они умудрялись творить на этом языке не выезжая за пределы родины. Впрочем, извинением им может быть то, что их родная дворянская среда в то время была в основном франкоязычная и боюсь, что литературный русский язык Пушкина это своего рода перевод с литературного французского. А вот Гоголь был уже не таким рафинированным дворянином, так что ему позарез нужно было жить в Италии для того, чтобы писать по-русски (ну не в Малороссию ж ехать! Зачем тогда уезжал оттуда?). Ну и следом за ним все остальные потянулись. Иначе — опять одни междометия, крамола которых не в том даже, что они неприличны, а в том, что непереносимы на бумагу — она не в состоянии передать интонацию! Поэтому Чехов гений — уловил, что краткость сестра таланта, понял, что мастерство состоит в том, чтобы уложить эту интонационную информацию в минимум знаков на бумаге. И поэтому Колядина, старательно повтыкавшая половые органы по грядкам своего текста как помидорную рассаду, совершила преступление против языка — использовала многозначительные междометия не по их сути. Много раз. Раз по десять на каждой странице. Это преступление против Чехова, многословие. В общем, критики тут были правы.
С другой стороны — а какие у меня могут быть претензии к содержанию разговоров в вологодской глубинке в конце 17 века? Или я что-то про них знаю определённое? Нет, я могу только догадываться, поэтому наверняка и Колядина догадывалась. Ведь в ту пору даже Центральное Телевидение там вряд ли вещало, не говоря уж об интернете, а значит и не было в тогдашней разговорной лексике таких понятий как, допустим «гейропа» или «укрофашисты» или хотя бы «кризис», и поняв это, к середине романа я уже был почти благодарен автору за бедность тематики, и перешагивать поминутно то через елду, то через манду с таким настроением стало как-то веселее. Тем более к тому моменту эти пеньки поредели и помельчали существенно, и сюжет стронулся в сторону от метафизики телесной к метафизике душевной, а может быть даже и духовной.
И повернулся в сторону совершенно неожиданную. Главная героиня, к которой был обращён тот самый первый вопрос про афедрон (не представляете себе, как я был рад узнать, что нет, не давала, хорошая девушка, достойная быть героиней книги), задалась вопросом, что же такое есть вера и как угодить Богу. Кстати, священник, спрашивавший про афедрон (это она к нему на исповедь приходила), тоже этими вопросами задавался. Оба они, в общем, искали путь к Богу, только с разных сторон. Молодой священник Логгин — со стороны, из
И здесь выясняется очень странная вещь: вот ведь всё у неё по-дурацки получалось. И любовь глупая: беглый преступник соблазнил её, воспользовался ею, обманул. И с мужем глупо вышло: ведь могли бы жить в согласии, по общим интересам, но не захотели. И подвижничество у неё странное: смерти искала после пропажи сына. И миссионерство среди чуди языческой какое-то пародийное, они даже не поняли, что она миссионерка, приютили её как нищенку. И даже самый главный подвиг — воздвижение креста над родным городом — бестолково вышел, потому что и материал самый недолговечный выбран, и результат оказался совершенно противоположным: её в колдовстве обвинили. И казнили. Ну вот буквально каждый шаг — промах, глупость. С чистым сердцем.
И Логгин, приговоривший её к смерти, тоже был вполне чистосердечен и честен. Даже может быть на первый взгляд менее по-дурацки честен и чистосердечен, а по-умному, по-книжному. Хотя в результате тоже глупость на глупость нагородил. В общем, с этой точки зрения подзаголовок «роман-катавасия» не соврал. Хотя предполагалось, что катавасия это что-то весёлое: чехарда, неразбериха, салочки, девичий переполох на полянке. А тут настоящая трагедия. И неостроумно — опять правы были критики.
И вот почти дочитав до конца я простил книге избыток блядословия, перекосы в хронологии и прочие недостатки. Потому что вопросы «как угодить Богу» и «что такое любовь» — остались нерешёнными. Но вдруг вышло на первый план то самое чистое сердце, в которое смотрит Господь в надежде увидеть в нём отражение своего образа и подобия. Чистое сердце не делает человека безгрешным ангелом. И даже не всегда выбирает правильный путь. Но Бог это знает. Он знает самую страшную тайну, которую человек сам про себя знать не хочет: человек, даже вооружённый самым правильным навигатором (Словом Божьим, любовью, покаянием) всё равно пойдёт по пути неправильному. Любой путь, на который становится человек, сразу же становится неправильным, потому что человек тянет за собой свой грех первородный. Поэтому Бог не будет оценивать наши дела. Много или мало положила в сокровищницу вдова? Это только для нас какая-то величина. Бог принимает не деньги, а душу. Сколько времени просуществует крест из цветов, высаженных на склоне холма? А так ли важно время, если имеешь дело с вечностью? И как быть с разбойником, жившим и умершим даже без тени мысли о покаянии? Можно ли любить человека не обольщаясь? И нужно ли вообще его любить, если никакая любовь здесь никого ни капли не изменила, не разрушила никаких оков, не покрыла никаких грехов, не привела никого к покаянию. В общем, масса вопросов. И слава Богу, что здесь чувство текста вернулось к автору, и она не стала отвечать на них, морализаторствовать, изобретать какую-нибудь доктрину вроде озвученной мною выше тотальной и фатальной неправоты человека. Это был мой ответ — неправота. Кто-то другой ответит по-другому. Если, конечно, дочитает до того момента, когда вопросы поднимутся выше пояса.
Выскажу своё мнение. Нужно ли читать? Не знаю. Я не жалею потраченного времени, но не могу сказать, что что-то приобрёл, прочтя это вот. Кабы написано было без претензий на «катавасийность» — наверное было бы здорово. А так получилось то, что получилось, весьма средняя литература. Премия там разве что за смелость постановки религиозных вопросов. Однако если у вас крепкие нервы, один раз прочесть можно. Не каждую кучу дерьма нужно обязательно рыть в поисках жемчужины, но в этой куче она точно есть. Величину же находки определяйте сами.
