Стёпка Воробей. "Срыв".

[firecutter]

Вторая из серии критических заметок, написанных для издательства "Титул". Постарался быть как можно более доброжелательным.


Начну с жёсткой и нелицеприятной критики. Хоть и боюсь вызвать на свою голову шквал негодования: подумаешь, какой выискался эстетствующий сноб! И всё же...

Если выражаться псевдонаучно-канцелярским языком, литература — это способ взаимодействия человека пишущего с человеком читающим. И он отнюдь не односторонний, как может показаться на первый взгляд. Потому что писатель пишет для читателя, а значит, читатель выступает в роли заказчика, просто роль эта не всегда выражена явно. Мы можем заметить её по колебаниям книжного рынка и всплескам популярности тех или иных жанров, но на самом деле всё куда глубже. Понимаешь это, когда проходишь по книжному магазину: содержание многих книг, причём весьма толстых, легко умещается в название — прочёл его, и всё узнал. Одна из обязанностей редакторов теперь — придумывать названия книгам и псевдонимы авторам. Так, чтобы книга максимально быстро нашла своего читателя и не отняла времени у читателя чужого. А для людей особо въедливых сзади на обложке печатают аннотацию. Но это, как говорится, в миру. У нас, христиан-протестантов, всё по-честному, название и псевдоним отрабатывает автор. Какими соображениями при этом он руководствуется — Богу ведомо.

Как человек читающий и почитающий книгу источником знаний, я привык смотреть на писателей немножко снизу вверх. Всё-таки человек что-то мне сообщает, делится опытом, переживаниями. Но для того, чтобы я предположил пользу этого опыта для себя и взял книгу в руки, от меня требуется некий кредит доверия и уважения к автору. И начинается он с того, что написано на обложке. Соответственно, редакторская работа, о которой я упоминал выше, состоит в том, чтобы внушить мне это уважение. Поэтому, когда я вижу на полке книгу, автором которой значится некто Стёпка Воробей, я, как читатель, в лучшем случае пожму плечами. Понятно, что это псевдоним. Понятно, что, поскольку автор христианин, псевдоним этот наполнен неким сакральным смыслом. Например, человек, подобно Савлу, сменившему царское богатырское имя на Павла, означающего человека малого и незначительного, решил таким образом обозначить свою малость по сравнению с величием Господней благодати. Что такое воробей? Пара таких, как я, за копейку! А если при этом ещё и не просто Степан, а Стёпка, то меня, считай, вообще нет. Только один вопрос возникает в этом случае: если автор есть величина, стремящаяся к нулю, то кто после этого читатель, из нуля черпающий? Да, можно вспомнить, что автор Притчей не почитал для себя зазорным учиться у муравья и паука. Так у них действительно не зазорно: они делают свой труд, но не уничижают при этом себя самих, они таковы по своей сущности. А вот автор книги, повествующей, кстати, о весьма серьёзных вещах, своим умалением надевает маску и тем самым проявляет неуважение к читателю. Потому что читатель и писатель по определению не могут быть запанибрата. Особенно, если тема серьёзна и остра. Может существовать много уважительных причин автору не называть своего настоящего имени. Но не существует ни одной причины автору относиться с пренебрежением к самому себе. Потому что это означает ещё большее пренебрежение к читателю. Впрочем, мы, баптисты, на удивление необидчивы.

Почему я уделил так много внимания этому, казалось бы, второстепенному вопросу? Ведь разве не содержание составляет смысл книги? Да пусть автор называется, как хочет, лишь бы писал по делу! Может быть и так. В конце концов, по одёжке лишь встречают, провожают-то по уму. Но на самом деле проблема тут глубже, чем простое несоответствие формы и содержания в данной конкретной книге. Дело в том, что в литературе форма и содержание неотделимы друг от дружки. А чем больше я знакомлюсь с нашей протестантской литературой, тем явнее вижу парадокс: при том, что мы чтим Слово Божье до такой степени, что иные из нас готовы поклоняться его переводу, мы бываем катастрофически невнимательны к словам собственным. А слово, простите за каламбур, не воробей (хотя попробуйте и воробья вылетевшего поймать). Я уж не говорю о том, какие выражения мы способны употреблять в пылу полемики. Но даже просто так, в быту, наше сознание собственной богоизбранности или важности совершаемого служения (а сочинение назидательных книг — чем не служение?) может обернуться элементарной невежливостью. Вроде того, как если моими устами Сам Бог говорит, это избавляет меня от необходимости уважать слушателей. Если я, уверовав, начал писать стихи, то как бы они ни были плохи — они вне критики, потому что Дух Святой их диктует. Я видел таких «поэтов». Видел «прозаиков», не умеющих сложить вместе три слова. Я ставлю эти слова в кавычки, потому что здесь ни прозы, ни поэзии нет, потому что проза и поэзия создаются для читателя, а не для кого-либо другого. Назидать человека, не уважая его — дохлый номер. Мне казалось — это очевидно.

Впрочем, довольно об обложке, давайте о книге. Как вы уже поняли, предназначена она для людей, обычно книг не читающих и потому особо не заморачивающихся тем, какие слова и в каком порядке использованы в книге и на обложке. Поэтому меня удивило, что текст написан вполне грамотно и даже с претензией на художественность. Если говорить о литературной сущности произведения, прозой это назвать нельзя. Но душеполезным чтением — можно (что делает ещё более нелепым выбор псевдонима автором). В сущности это нечто вроде методического пособия по душепопечительству: здесь детально рассматривается путь человеческой души к греху, ставятся правильные диагнозы и выписываются правильные рецепты. Автор нигде не лукавит и не отступает от истины, следуя ей неукоснительно и последовательно. В нём чувствуется знание человеческой натуры, большой христианский опыт и талант проповедника. И поэтому я всё же, несмотря на всю вышенаписанную критику и закрывая глаза на отсутствие каких-либо художественных достоинств, считаю книгу полезной: христианами становится масса людей, до уверования не бравших книг в руки (про самую читающую в мире страну позвольте не поверить). Им сложно будет читать прозу Достоевского, задающего слишком много вопросов, им покажется скучным Мориак, у которого назидает даже увядший листок в лесу, но книга, подобная «Срыву», короткая и прямолинейная, несомненно найдёт отклик в их сердцах и поможет оглянуться на себя и что-то в себе поправить, и заодно поможет принять своих пасторов, как обычных людей, умеющих уставать, ошибаться и терпеть поражения. А если так — простим автору неудачный псевдоним. Но порекомендуем в будущем относиться с большим уважением к читателю.