Anytime, anywhere...

[firecutter]

Погружение в прошлое бывает иногда очень увлекательно. Будто плывёшь по подводной пещере со множеством ответвлений, сворачиваешь наугад — и узнаёшь, узнаёшь! Надо же — казалось, что это уже давно забыто, затёрто другими воспоминаниями, а может быть и забито нулями — и вдруг вспыхивает так ясно и ярко, будто только что был здесь, секунду назад вышел, оглянулся, а прошло четверть века.

Я начал вспоминать с одного малозначительного эпизода: как я единственный раз за всю жизнь сел за руль пьяным. Поездка окончилась благополучно, но с тех пор я даже аспирин употребляю осторожно, если знаю, что в течение суток мне садиться за руль. А дело было так:

Лето то ли девяностого, то ли девяносто первого года. День после очень сильного дождя, после такого сильного, что наш друг Виктор, приехавший из Москвы на дачу на своих «жигулях» с прицепом, не смог проехать в свою деревню и оставил машину у нас, а сам пошёл пешком. Машину я должен был пригнать к нему на следующий день, когда подсохнет. Назавтра действительно подсохло, но я, чтобы уж наверняка, дождался вечера. Родители, правда, меня отговаривали, предполагая, что он придёт сам, но я настоял на своём. И, едва выехав со двора на асфальт, встретил своего школьного друга Александра, который как раз шёл ко мне в гости. Мы не виделись три (или четыре) года, с того дня, как его забрали в армию. В армии он женился и остался там, где служил, а в этот памятный день приехал в гости к родителям и первым делом решил зайти ко мне. И вот такая удача — встреча на дороге.

— Поехали со мной, — сказал я, — обратно пешком пойдём, наговоримся.
Сашкина деревня как раз была на полпути между моим домом и деревней Виктора. Так и решили, только поехали не напрямик, а вокруг по асфальту до воинской части ПВО, откуда просёлок до той деревни был короче и не так разбит. Шоссе мимо моего дома поднимается в гору. И в самой верхней точке этой горы на обочине стояли и голосовали две девушки.

— Подберём? — спросил друг.
Я затормозил. Девушки сейчас были совсем не в тему, но мне стало их жалко: время вечернее и небезопасное, к тому же выходной день, всякое может случиться с двумя хрупкими женскими телами в такое время. А мы их просто подвезём и поедем по своему делу.

— Мальчики, вы куда едете?
В ответ я продемонстрировал жест, хорошо известный всем жителям Советского Союза по памятникам отцу-основателю. В смысле, куда бы ни ехали — верной дорогой едем.
— До Семёновского подбросите?
— Конечно!
— Ой как хорошо, а то мы на последний автобус опоздали и все ноги сбили, пока идём.
— Ноги надо беречь, это в женщине главное, — сказал Саня. Девчонки погрузились на заднее сиденье и мы тронулись.

В Семёновском они хотели выйти у школы, но мы решили довезти их до самого дома. Автомобиль-то, в отличие от ног, железный, и не устанет. Девчонки весело согласились. Жили они в новой кирпичной пятиэтажке, построенной рядом со школой уже после того, как мы её окончили. Идти от шоссе к ней было метров сто, но чтоб подъехать на машине, нужно было объехать половину села. Девчонки рассыпались в благодарностях, Санька отвечал им что-то скромно-остроумное. Вот и подъезд.

— Мальчики, а зайдёте? Мы вам чаю нальём. С конфетами. Вы нас так выручили, что мы обязаны вас отблагодарить. Мы переглянулись и пожали плечами, что было расценено как положительный ответ. Пришлось искать в узком дворе место, чтобы припарковать машину с прицепом.

— Они тебе нужны? — спросил я у друга.
— Нет, — ответил он, — я и так, пока на поезде ехал, две ночи с попутчицей трахался, аж конец натёр.
— Тогда может рванём?
— Да неудобно как-то, они искренние такие.

Мы припарковались и пошли за девушками. Дома у них чаю не нашлось (тогда это был дефицит), зато в наличии было вино (тоже, впрочем, дефицит).

— Давайте выпьем вина, — предложили они. Мы отказались, мотивировав это тем, что настоящие деревенские мужики бормотуху не уважают, им подавай крепкие напитки. Но крепкие напитки как назло тоже оказались в наличии, причём даже в ассортименте: вот тебе водка, вот тебе коньяк. Мы согласились на водку.

— Откуда у вас такое богатство? — удивились мы. Но всё оказалось просто: девушки работали в санатории массажистками, поэтому и было у них вино, водка, коньяк и конфеты, традиционные подношения от благодарных клиентов.

— Тогда вы должны Шурика Т. знать, — сказал Санька. Наш бывший одноклассник Шурик после окончания ПТУ устроился массажистом туда же. Это была его мечта ещё со школы. Любил конфеты парень.

— О! Шурик! Это наша звезда! — девушки аж глаза закатили, заговорив о Шурике, какой он хороший парень и какой непревзойдённый мастер своего дела. Мы с умными лицами кивали головами. Шурик и правда хорошим парнем был, ещё в школе. И с задатками звезды. Учился только плохо. Но может быть это от недостатка конфет.

Разговор потихоньку потёк, переваливаясь с общих знакомых на погоду, на качество вина и водки (вино пили девушки, а водку мы) и на прочую ерунду. Впрочем, говорил в основном Сашка, у которого язык подвешен хорошо, а под водку и в присутствии хорошеньких девушек его подвеска ещё улучшалась. Одна из девушек охотно отвечала ему. Вторая больше молчала и пригубливала из своего бокала.

Эту вторую я запомнил. Первая стёрлась из памяти совершенно, а эта осталась. Её звали Марина, она была маленькая, худенькая и ладненькая, одета в клетчатую рубашку и джинсы. Но главное было — лицо. Оно было точной копией лица нашей биологички Татьяны Васильевны. То есть, если б девушка была высокой (а Т.В. на каблуках ростом была с меня), то её можно было бы принять за сестру-близнеца. Даже голос был чуть-чуть похож, только у Т.В. он был резче и звончее, с металлической ноткой, а у Марины без металла. Я конечно же задал ей глупый вопрос, нет ли у неё старшей сестры. Не для поддержания разговора, мне и правда было интересно. Но сестры у Марины не было. И всё остальное время, пока Саня развлекал её подругу, я сидел и смотрел на Марину. Матовая кожа, нежный рисунок губ, вьющиеся каштановые волосы, тёплые ореховые глаза. Эти глаза смотрели на меня, серьёзно так смотрели, изучающе. И ничего хорошего, конечно, не находили. Потом она встала, вышла в другую комнату, принесла пионерский значок и приколола к карману моей рубашки. Посмотрела мне в глаза и тихо сказала: «Так надо».

— Костя у нас вечный пионер, — прокомментировал Сашка, — в комсомол его так загнать и не удалось. Диссидент! Политические убеждения! Не то, что мы, конформисты.

Марина удивлённо подняла брови и снова тихо сказала: «Значит действительно так надо». А я смотрел на неё и думал: вот ведь бывает же такое сходство!

Татьяна Васильевна, конечно, достойна отдельного рассказа. Да что рассказа, она поэмы достойна, и если бы я обладал более ёмкой и податливой памятью, то может быть и замахнулся бы если не на поэму, то хотя бы на рассказ. А если бы не был трусом и раздолбаем-самоучкой, а был бы смелым и пассионарным, то вернувшись из армии первым делом пошёл бы в свою школу, вывел бы Татьяну Васильевну на улицу и глядя на нежные губы сказал бы: «Таня, выходите за меня замуж». Даже не ради того, чтоб получить положительный ответ (и что мне с ним делать было?), а просто, чтобы она улыбнулась и почувствовала себя привлекательной женщиной, каковой она и была. Сногсшибательно красивой женщиной была Татьяна Васильевна. И если бы я был более наблюдательным, то ещё в школе бы понял, что у неё помимо красивого лица и стройных длинных ног было доброе и ласковое сердце, не помнящее зла и жаждущее любви. А может быть я это и понимал, просто мне не хватало тех самых смелости и пассионарности для того, чтобы осознать и обозначить своё понимание. А может быть… а может быть просто глядя на Марину, как на тень любимой учительницы, я просто выпил слишком много водки, и выпитое унесло меня в неизведанные дали расширенного сознания. А Татьяна Васильевна была обыкновенной училкой, молодой, красивой и наивной. Бог знает. На память тоже нельзя полагаться, она вполне может подсунуть то, чего не было. А кстати и не было ничего. Татьяна Васильевна если и была предметом чьих-нибудь сексуальных грёз, то точно не моих.

За окном тем временем стемнело, и водка как-то незаметно подошла к концу, и поэтому было принято коллегиальное решение, что девочкам пора ложиться спать, а мальчикам отправляться по тем делам, по которым они, собственно, и ехали. Девочки, впрочем, проводили нас во двор. Сквозного проезда не было, мне пришлось разворачиваться, и я сделал это так быстро и аккуратно, что даже сам удивился и насторожился: трезвый бы обязательно нервничал, боясь повредить рядом стоящие автомобили. Девушки стояли под лампочкой у подъезда и махали нам ручками.

— Марина красивая, — сказал Саня.
— На Татьяну Васильевну похожа очень, — ответил я.
— Это на какую?
— На биологичку нашу. Ты забыл?
— Нет, не забыл. Татьяна Васильевна — женщина! Но Марина на неё совсем не похожа.

Я пожал плечами. Мы выехал на шоссе, открыли все окна и забыли про девушек: нам и без них было о чём поговорить. До Виктора, правда, так и не доехали. Совсем стемнело, а на просёлке, ведущем в его деревню, в одном месте была очень глубокая лужа. Мы поехали на другой просёлок, вокруг поля, мимо Санькиной деревни, но там тоже была лужа. Лезть туда в темноте я тоже не рискнул, высадил друга и поехал обратно домой. Дома меня ждал скандал: оказывается, пока мы с Сашкой развлекались с девчонками, приходил за машиной Виктор. И мало того, что человек протопал десяток вёрст напрасно, так и я ещё вернулся с мощным запахом перегара.

Больше я пьяным за руль не садился: слишком подозрительным было это ощущение полного контроля над ситуацией, власти над машиной, дорогой, скоростью, габаритами. У меня трезвого этих чувств нет, и это помогает мне не отрываться от действительности. А поскольку я в дальнейшей жизни садился за руль почти каждый день, то пить было просто некогда.

Вспомнив эту историю на днях, я вдруг подумал: ведь у моей школы наверняка есть сайт, и возможно там есть информация об учителях. Ведь и не одна только Татьяна Васильевна достойна поэмы, её многие достойны. Сейчас оглядываясь назад я думаю, что не такие уж и плохие учителя у нас были. Просто трудно с нами было, с сельскими детьми, растущими как трава, как полевые мыши. Для этого мало одной любви и профильного образования, нужна ещё харизма, дар Божий, а он далеко не всем даётся. Честно говоря, Татьяна Васильевна вряд ли была богато одарена именно этим даром. Мы каждый по отдельности любили её, но над всей нашей массой она была совершенно не властна.

В общем, я зашёл на сайт своей школы. Конечно, педагогический состав поменялся. Из тех, кто учил нас, осталась только одна физичка Валентина Ивановна. На фотографии её не узнать. Ещё в одной фотке я опознал свою одноклассницу. Была симпатичная хрупкая девочка (нравилась мне, но мы не дружили), сейчас раздобрела (это я не в осуждение, я сам раздобрел не меньше из худенького хрупкого мальчика). И ещё — аж две Татьяны Васильевны, причём обе подходящего возраста. Дурацкая ситуация — я не помню её фамилии! Кстати, перебирая в памяти наших педагогов, я обнаружил, что не всех и отчества помню. Но фамилия женщины может измениться, и было бы странно, если бы фамилия такой женщины не изменилась ни разу. И вот, под совершенно незнакомой и даже немножко нелепой фамилией — завуч по внеклассной работе, по образованию учитель химии, стаж 33 года (явно не от нынешнего года нужно считать, но сайту года три всего, так что и тут сходится), но главное — лицо! Я её лицо почти забыл, только образ неясный остался, но не может же быть совпадением, чтобы ещё и такое красивое! Черты конечно меняются, но вот рисунок губ такой же чёткий и нежный, вот брови такие же густые и плавные, вот точёный прямой носик с узкими крыльями. Я только взгляд не узнал. За тридцать лет он приобрёл наконец полное осознание своей красоты и власти, чего не было у той Татьяны, которую помню я. Если конечно эта женщина — она. Но если она — я рад за неё, потому что это взгляд счастливого человека. Надеюсь, она и вправду счастлива, пусть её рассмешил не я, а кто-то другой.