firecutter (
firecutter) wrote2013-07-30 08:10 pm
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Entry tags:
«Будьте как дети» или об избыточности красоты.
Сначала позвольте процитировать прекрасное..
«...на краю моего блюдца бесстрашно сидит и косит на меня черным глазом доказательство бытия Божия – воробей.
Присмотритесь к нему повнимательнее.
Какой-то простак пытался мне доказать, что вот это волшебное (и у каждой птицы – уникальное) сочетание цветов – нежнейшего бежевого, золотистого, коричневого, черного, серого с жемчужным отливом – есть покровительственная окраска. Защита от врагов.
Для защиты от хищника ему хватило бы серого и черного.
Но если иметь в виду врага рода человеческого – что ж. Очень может быть.
У воробья есть важная особенность. Дело в том, что воробей прекрасен избыточно.
Каждое его перышко выписано с такой любовью и таким мастерством, что любого, кто присмотрится, переполнит благодарность к Тому, Кто Разрисовал Воробья. В моем личном пантеоне это одно из главных имен Бога.
Тот, Кто Разрисовал Воробья, щедр и бескорыстен. Люди вставляют свои примитивные творения в золотые рамы и хранят их за прочными дверями музеев, а этот микроскопический шедевр сидит передо мною совершенно бесплатно – если не считать хлебных крошек. Как ни странно, ему даже не нужно мое восхищение.
Едва ли оно нужно и Тому, кто его раскрасил, но я думаю, Ему приятна моя благодарность.»
Это я вычитал на просторах ещё не умершего ЖЖ. В реале же продолжаю читать «Историю поведения» Выготского и Лурия, третью главу, о психологии детей. По Выготскому-Лурия ребёнок – существо радикально отличное от взрослого. То есть и психология там своя собственная, к психологии взрослого человека имеющая весьма слабое отношение. Правда, приводимые примеры на мой взгляд скорее опровергают, чем подтверждают этот тезис, но я отношу это на счёт своей необразованности: возможно есть и подтверждающие примеры, но в задачу авторов не входило меня в чём-то убеждать, они вели разговор о том, что для них само собой разумеется. Одним из основных свойств детской психологии они считают крайний эгоцентризм. (В скобках по своей традиции я всё-таки не удержусь и отмечу, что эгоцентризм точно так же характерен для большинства взрослых, просто здесь классики попались в ловушку собственной среды общения. Как правило одарённые люди, целиком посвятившие себя науке, эгоцентризмом не страдают, ибо посвящение себя целиком исключает эгоцентризм по определению. (И скобки внутри скобок – именно этого и требует от человека христианство, и именно это оказывается для большинства подобных мне христиан совершенно невозможным, и поэтому они принимают лишь внешние черты – язык, одежду, форму поведения – но в общем остаются теми же, кем и были, и получают славу религиозных лицемеров.) Но то же самое посвящение резко сужает круг неформального общения буквально до коллег по работе, таких же посвящённых подвижников. Остальные же рассматриваются как фон, который в общем выглядит серо, потому что о его свойствах не задумываются. А фон-то в этом случае как раз и представляет собой большинство, не имеющее какого-либо посвящения и, возможно, просто неспособное к нему, а потому эгоцентричное так же точно, как и дети в психологических опытах столетней давности.) Одно из проявлений эгоцентризма – неспособность поддерживать речевой диалог. (Опять же скажу – не было в те времена интернета, а то можно было бы тем естествоиспытателям и возразить, показав им несколько наугад взятых форумов.) Другая – представление, что всё происходящее вокруг ребёнка существует для него и принадлежит ему. Ну если не для него, то уж для чего-нибудь-то обязательно. Этакий наивный практицизм. Вот, прочтя эти строки в блоге vespro, я подумал, что выражение «будьте как дети» можно истолковать именно так. Воробей существует для славы Божьей. Потому что такая сложная красота не может быть бессмысленной, если мы умудряемся найти смысл даже в несложной и бестолковой красоте полотен Дали.
В принципе «научное» описание воробья, говорящее о покровительственном назначении окраски, на самом деле куда более наивно. Оно старается упростить, схематизировать видимую картину мира. Ведь «детский» вопрос здесь не в том, почему воробей окрашен в эти цвета, и даже не почему эта окраска так сложна и многосоставна. Тут ребёнок, подобно взрослому, вполне может удовлетвориться наивным «научным» ответом. Детскость вопроса именно в том: для чего? Неужели лишь только для того, чтобы среди ветвей не увидела кошка? Тогда почему снегирь красный и видно его за версту? Потому что кошка не различает цветов? «Науку» этими вопросами можно мордовать бесконечно, и в конце концов ей придётся давать ответ по каждому экземпляру воробья, снегиря и кошки индивидуально, потому что наши представления о мире и свойствах и назначениях каждой вещи в нём основываются на весьма субъективных наших чувствах и домыслах. Мы ведь со всей нашей наукой не знаем, что в действительности видит кошка и как она находит воробья. Мы-то сами его прекрасно видим, но думаем, что это оттого, что мы умнее кошки, а она, дура, видеть не должна. Но разве это не проявление эгоцентризма? Только эгоцентризма «взрослого», который ограничивает мир воробьём, кошкой и наблюдателем, исключая из него элемент фантастической рациональности, стоящей над всем этим.
Мир ребёнка во многом мир вымысла. Выготский и Лурия считают, что вымысел необходим для того, чтобы (а кстати, и тут «для чего?») заполнить логическую пустоту в причинно-следственных связях, потому что знаний о мире элементарно не хватает. «Научный» мир посвящённых взрослых старается изгнать из себя фантастику или же «сделать её былью», заполнив лакуны видимой картины мира результатами экспериментов. Но выдумка всё равно идёт впереди, даже сейчас, когда кажется, что всё видимое уже объяснено. Потому что во-первых, каждый человек всю эту науку проходит заново и самостоятельно, а во-вторых, объять необъятное всё же невозожно, и старые мифы всплывают поверх новых знаний, потому что старые знания забываются.
Ещё я подумал о современной церкви. Она всё-таки очень разнообразна, даже наверное избыточно разнообразна, как тот воробей, чтобы каждый из нас нашёл в ней своё место
(иногда в качестве пероеда на воробье). У меня есть хороший знакомый, пастор одной из небольших харизматических церквей, человек с горящим сердцем, благовествующий каждую минуту жизни каждому встречному и поперечному. Меня он всё время стыдит. Причём не так, что «ну что ж ты такой молчаливый и робкий с людьми?» – это для него не отговорка, он всю жизнь был говоруном и экстравертом, и другого поведения в принципе понять неспособен. Он начинает издалека, мол, ты ведь посмотри, Господь тебя спас, и не просто так, а страданием и смертью на кресте, Он тебе после того столько всего дал... И в глаза смотрит. Дескать, Он деликатен и не станет тебе твои неоплатные долги сейчас поминать, но как ты посмотришь Ему в глаза, когда предстанешь на суд? Мне ужасно неловко, потому что я знаю, что на том суде глаз поднять не посмею. Я не смог переделать себя и стать активным экстравертом, способным и желающим изнасиловать каждого родственника, знакомого и прохожего радостной вестью о том, что он (родственник, знакомый и прохожий) находится в неоплатном долгу перед Богом за Его крестную смерть. Мне очень неловко оттого, что у меня нет той веры, что помогла бы мне изменить мир вокруг меня, мне неловко оттого, что даже иллюзий насчёт этой веры у меня нет. Но я ничего не могу с этим поделать: протестантская парадигма предполагает именно такую веру и именно такие иллюзии. Она не оставляет мне права просто созерцать этого воробья и радоваться, она заставляет вставить его в проповедь. И я безмерно рад, что есть на свете католики, которые ещё имеют право считать, что воробей был создан не в расчёте на цели проповедников-евангелизаторов, а просто по прихоти Художника, которому захотелось сделать что-то «хорошо весьма» – и Он сделал этого воробья, и плюс к нему весь остальной мир. Такое проявление наивно-эгоцентрического восприятия мира мне кажется более близким. Может быть оттого, что я иногда тоже чувствую себя художником и пишу что-то просто потому что это кажется мне красивым и интересным, а не потому что служит делу «великого поручения». Я много слышал в проповедях о том, как прекрасен наш мир, но мало видел проповедников, способных остановиться в своей деятельности и попробовать по-настоящему ощутить эту красоту, проникнуться ею. Они то ли имеют такую натуру, что не позволяет им притормаживать, то ли боятся, что эта красота «засосёт» их и привяжет к миру. Не знаю, может быть они правы. Но тогда красота мира действительно избыточна. И vespro всё равно оказывается права. Дай Бог ей написать свою книгу.
«...на краю моего блюдца бесстрашно сидит и косит на меня черным глазом доказательство бытия Божия – воробей.
Присмотритесь к нему повнимательнее.
Какой-то простак пытался мне доказать, что вот это волшебное (и у каждой птицы – уникальное) сочетание цветов – нежнейшего бежевого, золотистого, коричневого, черного, серого с жемчужным отливом – есть покровительственная окраска. Защита от врагов.
Для защиты от хищника ему хватило бы серого и черного.
Но если иметь в виду врага рода человеческого – что ж. Очень может быть.
У воробья есть важная особенность. Дело в том, что воробей прекрасен избыточно.
Каждое его перышко выписано с такой любовью и таким мастерством, что любого, кто присмотрится, переполнит благодарность к Тому, Кто Разрисовал Воробья. В моем личном пантеоне это одно из главных имен Бога.
Тот, Кто Разрисовал Воробья, щедр и бескорыстен. Люди вставляют свои примитивные творения в золотые рамы и хранят их за прочными дверями музеев, а этот микроскопический шедевр сидит передо мною совершенно бесплатно – если не считать хлебных крошек. Как ни странно, ему даже не нужно мое восхищение.
Едва ли оно нужно и Тому, кто его раскрасил, но я думаю, Ему приятна моя благодарность.»
Это я вычитал на просторах ещё не умершего ЖЖ. В реале же продолжаю читать «Историю поведения» Выготского и Лурия, третью главу, о психологии детей. По Выготскому-Лурия ребёнок – существо радикально отличное от взрослого. То есть и психология там своя собственная, к психологии взрослого человека имеющая весьма слабое отношение. Правда, приводимые примеры на мой взгляд скорее опровергают, чем подтверждают этот тезис, но я отношу это на счёт своей необразованности: возможно есть и подтверждающие примеры, но в задачу авторов не входило меня в чём-то убеждать, они вели разговор о том, что для них само собой разумеется. Одним из основных свойств детской психологии они считают крайний эгоцентризм. (В скобках по своей традиции я всё-таки не удержусь и отмечу, что эгоцентризм точно так же характерен для большинства взрослых, просто здесь классики попались в ловушку собственной среды общения. Как правило одарённые люди, целиком посвятившие себя науке, эгоцентризмом не страдают, ибо посвящение себя целиком исключает эгоцентризм по определению. (И скобки внутри скобок – именно этого и требует от человека христианство, и именно это оказывается для большинства подобных мне христиан совершенно невозможным, и поэтому они принимают лишь внешние черты – язык, одежду, форму поведения – но в общем остаются теми же, кем и были, и получают славу религиозных лицемеров.) Но то же самое посвящение резко сужает круг неформального общения буквально до коллег по работе, таких же посвящённых подвижников. Остальные же рассматриваются как фон, который в общем выглядит серо, потому что о его свойствах не задумываются. А фон-то в этом случае как раз и представляет собой большинство, не имеющее какого-либо посвящения и, возможно, просто неспособное к нему, а потому эгоцентричное так же точно, как и дети в психологических опытах столетней давности.) Одно из проявлений эгоцентризма – неспособность поддерживать речевой диалог. (Опять же скажу – не было в те времена интернета, а то можно было бы тем естествоиспытателям и возразить, показав им несколько наугад взятых форумов.) Другая – представление, что всё происходящее вокруг ребёнка существует для него и принадлежит ему. Ну если не для него, то уж для чего-нибудь-то обязательно. Этакий наивный практицизм. Вот, прочтя эти строки в блоге vespro, я подумал, что выражение «будьте как дети» можно истолковать именно так. Воробей существует для славы Божьей. Потому что такая сложная красота не может быть бессмысленной, если мы умудряемся найти смысл даже в несложной и бестолковой красоте полотен Дали.
В принципе «научное» описание воробья, говорящее о покровительственном назначении окраски, на самом деле куда более наивно. Оно старается упростить, схематизировать видимую картину мира. Ведь «детский» вопрос здесь не в том, почему воробей окрашен в эти цвета, и даже не почему эта окраска так сложна и многосоставна. Тут ребёнок, подобно взрослому, вполне может удовлетвориться наивным «научным» ответом. Детскость вопроса именно в том: для чего? Неужели лишь только для того, чтобы среди ветвей не увидела кошка? Тогда почему снегирь красный и видно его за версту? Потому что кошка не различает цветов? «Науку» этими вопросами можно мордовать бесконечно, и в конце концов ей придётся давать ответ по каждому экземпляру воробья, снегиря и кошки индивидуально, потому что наши представления о мире и свойствах и назначениях каждой вещи в нём основываются на весьма субъективных наших чувствах и домыслах. Мы ведь со всей нашей наукой не знаем, что в действительности видит кошка и как она находит воробья. Мы-то сами его прекрасно видим, но думаем, что это оттого, что мы умнее кошки, а она, дура, видеть не должна. Но разве это не проявление эгоцентризма? Только эгоцентризма «взрослого», который ограничивает мир воробьём, кошкой и наблюдателем, исключая из него элемент фантастической рациональности, стоящей над всем этим.
Мир ребёнка во многом мир вымысла. Выготский и Лурия считают, что вымысел необходим для того, чтобы (а кстати, и тут «для чего?») заполнить логическую пустоту в причинно-следственных связях, потому что знаний о мире элементарно не хватает. «Научный» мир посвящённых взрослых старается изгнать из себя фантастику или же «сделать её былью», заполнив лакуны видимой картины мира результатами экспериментов. Но выдумка всё равно идёт впереди, даже сейчас, когда кажется, что всё видимое уже объяснено. Потому что во-первых, каждый человек всю эту науку проходит заново и самостоятельно, а во-вторых, объять необъятное всё же невозожно, и старые мифы всплывают поверх новых знаний, потому что старые знания забываются.
Ещё я подумал о современной церкви. Она всё-таки очень разнообразна, даже наверное избыточно разнообразна, как тот воробей, чтобы каждый из нас нашёл в ней своё место
(иногда в качестве пероеда на воробье). У меня есть хороший знакомый, пастор одной из небольших харизматических церквей, человек с горящим сердцем, благовествующий каждую минуту жизни каждому встречному и поперечному. Меня он всё время стыдит. Причём не так, что «ну что ж ты такой молчаливый и робкий с людьми?» – это для него не отговорка, он всю жизнь был говоруном и экстравертом, и другого поведения в принципе понять неспособен. Он начинает издалека, мол, ты ведь посмотри, Господь тебя спас, и не просто так, а страданием и смертью на кресте, Он тебе после того столько всего дал... И в глаза смотрит. Дескать, Он деликатен и не станет тебе твои неоплатные долги сейчас поминать, но как ты посмотришь Ему в глаза, когда предстанешь на суд? Мне ужасно неловко, потому что я знаю, что на том суде глаз поднять не посмею. Я не смог переделать себя и стать активным экстравертом, способным и желающим изнасиловать каждого родственника, знакомого и прохожего радостной вестью о том, что он (родственник, знакомый и прохожий) находится в неоплатном долгу перед Богом за Его крестную смерть. Мне очень неловко оттого, что у меня нет той веры, что помогла бы мне изменить мир вокруг меня, мне неловко оттого, что даже иллюзий насчёт этой веры у меня нет. Но я ничего не могу с этим поделать: протестантская парадигма предполагает именно такую веру и именно такие иллюзии. Она не оставляет мне права просто созерцать этого воробья и радоваться, она заставляет вставить его в проповедь. И я безмерно рад, что есть на свете католики, которые ещё имеют право считать, что воробей был создан не в расчёте на цели проповедников-евангелизаторов, а просто по прихоти Художника, которому захотелось сделать что-то «хорошо весьма» – и Он сделал этого воробья, и плюс к нему весь остальной мир. Такое проявление наивно-эгоцентрического восприятия мира мне кажется более близким. Может быть оттого, что я иногда тоже чувствую себя художником и пишу что-то просто потому что это кажется мне красивым и интересным, а не потому что служит делу «великого поручения». Я много слышал в проповедях о том, как прекрасен наш мир, но мало видел проповедников, способных остановиться в своей деятельности и попробовать по-настоящему ощутить эту красоту, проникнуться ею. Они то ли имеют такую натуру, что не позволяет им притормаживать, то ли боятся, что эта красота «засосёт» их и привяжет к миру. Не знаю, может быть они правы. Но тогда красота мира действительно избыточна. И vespro всё равно оказывается права. Дай Бог ей написать свою книгу.