firecutter (
firecutter) wrote2012-01-06 01:39 am
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Entry tags:
Один роман
В широких российских христианских кругах Грэм Грин известен, как автор романа «Сила и слава», популяризации которого в своё время активно содействовали А.Мень и Наталья Трауберг. Произведение действительно сильное и умное и вполне раскрывающее суть христианского подвижничества. Для меня оно было неожиданностью: англичанин, да ещё с определёнными симпатиями к коммунизму, вдруг выстрелил латиноамериканским католицизмом. И более того, я об этой разновидности католицизма слегка изменил своё мнение, устоявшееся ещё с чтения «100 лет одиночества» - этакой энциклопедии латиноамериканской жизни. Оказалось, не всё так просто. Впрочем, и в нативном православии тоже всё непросто. Я уж не говорю про баптизм.
«Силу и славу» я читал давно, лет семь назад. Тогда жизнь была динамичнее, времени на чтение особо не было, поэтому, ознакомившись с этой жемчужиной, я не стал бороздить творчество автора на предмет поиска других. Отметил только про себя, что ещё десятью примерно годами раньше читал его «Путешествие с тётушкой», совершенную беллетристику без особых претензий, и немного удивился такому широкому диапазону писателя. Впрочем, широта диапазона обычно является косвенным показателем глубины — их зависимость близка к обратно-пропорциональной. По этой причине я не слишком доверяю, скажем, Стивену Кингу — слишком всеяден для того, чтоб стать великим. Хотя, конечно, хорош.
Но я отвлёкся от Грина. На днях у меня случился очередной кризис чтения: последний месяц я слишком увлёкся Григорием Гориным и здорово от него устал, требовалась смена жанра. Поэтому я пошёл на «Флибусту» и покопался в переводах Натальи Трауберг, среди которых мне и попался «Конец одного романа» Грина. Самое смешное — «Сила и слава» совершенно вылетели у меня из головы, я почему-то вспомнил лёгкую беллетристику «Тётушки» и нажал на ссылку, предвкушая какой-нибудь вегетарианский салатик в прекрасном переводе. Как будто Наталья Трауберг могла переводить безделицу...
В общем, я жестоко ошибся. Но совершенно этим не огорчён. Во-первых, потому что Грин, безусловно, мастер художественного слова, а перевод Трауберг иначе как гениальным не может быть по определению. А во-вторых, любовная история, описанная в романе, необычна. Это не вульгарный любовный треугольник, каковые составляют львиную долю мировойтригонометрии литературы. В фигуре, описанной Грином, есть четвёртый угол. И он неожиданный не только для литературы об адюльтерах, но и для самих героев произведения, ибо для них самих является мнимой величиной. Геометрия «Конца одного романа» совершенно неевклидова.
Я бы не назвал этот роман безусловной авторской удачей. Может быть я чего-то недопонимаю, но мне кажется, что для читателя мирского некоторые сюжетные ходы, имеющие религиозную составляющую, покажутся притянутыми за уши. Ну понятно, чопорная английская аристократия, измена на почве сексуальной неудовлетворённости, угрызения совести. Но причём здесь Бог? Какие странные претензии у героев к Нему, какие странные отношения — любовь-ненависть, где это видано?
С другой стороны читатель-христианин тоже будет разочарован: волей автора Бог оказывется втянут в отношения двух прелюбодеев, причём Он их не осуждает и не показывает торжество Своей справедливости. Трагический конец романа совершенно не воспринимается в ключе Божьего суда над упирающимися грешниками, в слепоте своей убеждёнными, что их грех называется любовью.
Но таково может быть суждение поверхностное. Если неверующий человек даст себе труд вспомнить свою жизнь, он наверняка найдёт в ней несколько мгновений встречи с чем-то необъяснимым, причём встречи не лобовой, а вскользь, когда смысл происходящего понимаешь много позже, узнав об этом моменте какую-то неизвестную ранее и даже не очень существенную деталь, соединив которую со своим воспоминанием, понимаешь, что был свидетелем настоящего чуда. Может быть и не бывает в жизни такой череды совпадений, но ведь в каждую жизнь и шкуру не залезешь. Материализм умеет пудрить человеку мозг, но иногда и он бессилен, а бывает — и против самого себя оборачивается. Атеист, объясняющий веру психологическими причинами, в конце концов сдался перед собственной психологией — к атеизму его привела обида на Бога. Может быть Грин сгустил краски, слишком сконцентрировав совпадения-мистику-психологию на столь небольшом пространстве, но ни в чём конкретно он не погрешил против истины — всё это имеет место быть.
С другой стороны христианин-фундаменталист, всеми фибрами души ненавидящий грех прелюбодеяния, может не заметить того, что этих прелюбодеев вряд ли можно судить — так они несчастны в своём убогом счастье. Бог и не судит их, а страдает вместе с ними. И это неслучайно. Ведь роман — о нелюбви. Герои страдают не от того, что их чувства запретны в ханжеском обществе — они на это как раз плюют, для них не проблема как продолжать жить в обмане, так и развод и повторный брак. Они страдают от того, что такую ситуацию не приемлет какая-то глубоко запрятанная частичка человеческого естества, которая ещё помнит чистоту дня Творения. И Бог Грина не судит их, а сострадает им. Саре Он даёт то, что она у Него просит — высшее успокоение. Несчастным в своём эгоизме обладания ею мужчинам — шанс постигнуть мудрость через страдание утраты. Выглядит это, конечно, совсем неканонически, но Грин и тут совершенно правдив — героям не до высоких материй определения греха-праведности, они впервые в жизни реально столкнулись с ответственностью за жизнь человека. И оба её не удержали. И оглянулись на Бога. Они получили шанс. Роман не зря называется «Конец одного романа» — конец-то открытый. Для кого-то вполне предсказуемо, что бывшие соперники сопьются и погибнут. А кто-то может предположить, что конец романа станет началом в пути постижения Божьей Истины. И где-то на этом пути они поймут, что достойны осуждения и за эту нелепую тригонометрию, и за огромное количество других грехов. И может быть вслед за этим поймут, что Христос, распятия которого так раздражали их всю жизнь, пошёл на это распятие для того, чтобы простить их — таких вот грешных, эгоистичных, неловких, не знающих разницы между любовью и ненавистью. Будет ли это с героями — неизвестно. Но может быть задумается хотя бы один читатель — и тогда роман написан не зря.
А уж читать ли вам, дорогие христиане, решайте сами.
«Силу и славу» я читал давно, лет семь назад. Тогда жизнь была динамичнее, времени на чтение особо не было, поэтому, ознакомившись с этой жемчужиной, я не стал бороздить творчество автора на предмет поиска других. Отметил только про себя, что ещё десятью примерно годами раньше читал его «Путешествие с тётушкой», совершенную беллетристику без особых претензий, и немного удивился такому широкому диапазону писателя. Впрочем, широта диапазона обычно является косвенным показателем глубины — их зависимость близка к обратно-пропорциональной. По этой причине я не слишком доверяю, скажем, Стивену Кингу — слишком всеяден для того, чтоб стать великим. Хотя, конечно, хорош.
Но я отвлёкся от Грина. На днях у меня случился очередной кризис чтения: последний месяц я слишком увлёкся Григорием Гориным и здорово от него устал, требовалась смена жанра. Поэтому я пошёл на «Флибусту» и покопался в переводах Натальи Трауберг, среди которых мне и попался «Конец одного романа» Грина. Самое смешное — «Сила и слава» совершенно вылетели у меня из головы, я почему-то вспомнил лёгкую беллетристику «Тётушки» и нажал на ссылку, предвкушая какой-нибудь вегетарианский салатик в прекрасном переводе. Как будто Наталья Трауберг могла переводить безделицу...
В общем, я жестоко ошибся. Но совершенно этим не огорчён. Во-первых, потому что Грин, безусловно, мастер художественного слова, а перевод Трауберг иначе как гениальным не может быть по определению. А во-вторых, любовная история, описанная в романе, необычна. Это не вульгарный любовный треугольник, каковые составляют львиную долю мировой
Я бы не назвал этот роман безусловной авторской удачей. Может быть я чего-то недопонимаю, но мне кажется, что для читателя мирского некоторые сюжетные ходы, имеющие религиозную составляющую, покажутся притянутыми за уши. Ну понятно, чопорная английская аристократия, измена на почве сексуальной неудовлетворённости, угрызения совести. Но причём здесь Бог? Какие странные претензии у героев к Нему, какие странные отношения — любовь-ненависть, где это видано?
С другой стороны читатель-христианин тоже будет разочарован: волей автора Бог оказывется втянут в отношения двух прелюбодеев, причём Он их не осуждает и не показывает торжество Своей справедливости. Трагический конец романа совершенно не воспринимается в ключе Божьего суда над упирающимися грешниками, в слепоте своей убеждёнными, что их грех называется любовью.
Но таково может быть суждение поверхностное. Если неверующий человек даст себе труд вспомнить свою жизнь, он наверняка найдёт в ней несколько мгновений встречи с чем-то необъяснимым, причём встречи не лобовой, а вскользь, когда смысл происходящего понимаешь много позже, узнав об этом моменте какую-то неизвестную ранее и даже не очень существенную деталь, соединив которую со своим воспоминанием, понимаешь, что был свидетелем настоящего чуда. Может быть и не бывает в жизни такой череды совпадений, но ведь в каждую жизнь и шкуру не залезешь. Материализм умеет пудрить человеку мозг, но иногда и он бессилен, а бывает — и против самого себя оборачивается. Атеист, объясняющий веру психологическими причинами, в конце концов сдался перед собственной психологией — к атеизму его привела обида на Бога. Может быть Грин сгустил краски, слишком сконцентрировав совпадения-мистику-психологию на столь небольшом пространстве, но ни в чём конкретно он не погрешил против истины — всё это имеет место быть.
С другой стороны христианин-фундаменталист, всеми фибрами души ненавидящий грех прелюбодеяния, может не заметить того, что этих прелюбодеев вряд ли можно судить — так они несчастны в своём убогом счастье. Бог и не судит их, а страдает вместе с ними. И это неслучайно. Ведь роман — о нелюбви. Герои страдают не от того, что их чувства запретны в ханжеском обществе — они на это как раз плюют, для них не проблема как продолжать жить в обмане, так и развод и повторный брак. Они страдают от того, что такую ситуацию не приемлет какая-то глубоко запрятанная частичка человеческого естества, которая ещё помнит чистоту дня Творения. И Бог Грина не судит их, а сострадает им. Саре Он даёт то, что она у Него просит — высшее успокоение. Несчастным в своём эгоизме обладания ею мужчинам — шанс постигнуть мудрость через страдание утраты. Выглядит это, конечно, совсем неканонически, но Грин и тут совершенно правдив — героям не до высоких материй определения греха-праведности, они впервые в жизни реально столкнулись с ответственностью за жизнь человека. И оба её не удержали. И оглянулись на Бога. Они получили шанс. Роман не зря называется «Конец одного романа» — конец-то открытый. Для кого-то вполне предсказуемо, что бывшие соперники сопьются и погибнут. А кто-то может предположить, что конец романа станет началом в пути постижения Божьей Истины. И где-то на этом пути они поймут, что достойны осуждения и за эту нелепую тригонометрию, и за огромное количество других грехов. И может быть вслед за этим поймут, что Христос, распятия которого так раздражали их всю жизнь, пошёл на это распятие для того, чтобы простить их — таких вот грешных, эгоистичных, неловких, не знающих разницы между любовью и ненавистью. Будет ли это с героями — неизвестно. Но может быть задумается хотя бы один читатель — и тогда роман написан не зря.
А уж читать ли вам, дорогие христиане, решайте сами.